Розин Александр.
1972 г. последний всплеск агрессии - минирование северо-вьетнамских портов. Советские моряки в оказании
интернациональной помощи Вьетнаму в обретении независимости и отражении
американской агрессии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20
18. Суда покидают
и прибывают в Хайфон.
После того как в январе 1973 г. был о
подписано мирное соглашение в ДРВ пошли суда с грузами. В начале февраля 1973
г. американская разведка сообщила, что примерно дюжина судов коммунистических
стран находилась в пути к Северному Вьетнаму или в китайские порты, ожидая
открытия портов ДРВ от минной опасности. До этого момента все снабжение шло
через китайские порты, так в январе 1973 г. для транспортировки в ДРВ там было
выгружено около 160.000 тонн продовольствия.
Но вскоре появились
сообщения, что уже 4 февраля 1973 г. болгарское судно в 5 000 тонн вошло в порт
Хайфона, а три дня спустя к нему
присоединилось и кубинское грузовое судно в 12000 тонн. Но эта информация была
несколько искажена, и речь скорей всего шла о том, что корабли шли к берегам
ДРВ, до начала марта никакие крупные суда по американским данным в Хайфон не заходили. Но в Северный Вьетнам
уже шло немало судов.
Естественно среди идущих
во Вьетнам судов были и наши корабли. В начале февраля 1973 г. из Одессы с
грузом для Вьетнама вышел теплоход «Маргилан» Черноморского пароходства, путь
ему предстоял неблизкий и долгий. А 1 марта из Владивостока в Хайфон вышел
теплоход «Зайсан» (капитан Рубановский Юрий Юрьевич)
с продовольствием. За ним следом танкер «Амбарчик»
(ПМП) и теплоходы ДВМП «Дальний», «Тунгуска», «Ревда», «Туркестан».
А находившиеся в блокированном Хайфоне суда,
рвались в океан. Как только в начале февраля 1973 г. американцы передали
представителям ДРВ карты минных полей, ряд капитанов кораблей находящихся почти
год в Хайфоне решили выйти из гавани на
свой страх и риск. Как сказал 21 февраля 1973 г. пресс-секретарь Пентагона
Джерри Фридхеим (Jerry Friedheim): «На наш взгляд, карты минных полей не было
достаточно точны, чтобы гарантировать безопасный проход.»
И вот 9 февраля один из капитанов решил рискнуть
выйдя в море, остальные последовали за ним после того, как первый корабль
благополучно вышел из порта. К 21 февраля за 12 дней порт покинули 10 судов,
последнее 20 февраля - два кубинских, четыре под флагом Сомали, два из Китая и
два небольшого водоизмещения под британским флагом из Гонконга. Корабли шли
пустыми, двигаясь вдоль берега реки Cua Cam и Cam Nam в обход минных полей в
главном канале. 16 судов - одно китайское, одно из ГДР, одно под британским
флагом из Гонконга, три из Польши, и 10 из Советского Союза, остаются в
Хайфоне.
3 марта 1973 г., почти через год после
прихода в Хайфон, теплоход «Балашиха» первым из
советских блокированных судов вышел из порта. Ровно в полночь, когда прилив
достиг максимума, дали ход. Риск был велик, шли над минным полем. Вьетнамский лоцман и
капитан-наставник Л.И.Лысаков, находившиеся на борту судна, осторожным
маневрированием вывели «Балашиху» из опасной зоны.
Семнадцать миль прошли за четыре часа. В четверь хода
шли, но к рассвету оказались вне пределов опасности.
В след за «Балашихой»
пошли и другие, 3-4 марта «Бабушкин», «Абакан», «Тавричанка», «Комсомолец
Приморья» и «Марат Казей», остальные в течение
нескольких дней. Операции по выводу, а затем проводке судов в порт были успешно
осуществлены в условиях минной опасности спасательным судном пр. 843,
построенным на Калининградском СРЗ, ЭО АСПТР «Гелиос» (капитан Кавдейкин Анатолий Михайлович, капитан-наставник В. И.
Антонов).
В феврале 1973 г. «Гелиос» в авральном
порядке вышел из Владивостока для оказания помощи севшему 12 февраля на рифы
атолла Дуншанцзяо в Южно-Китайском море теплоходу
«Ильич» Дальневосточного пароходства. После успешного выполнения спасательной
операции и буксировки теплохода в Гонконг, спасательное судно было направлено
во Вьетнам.
Симаков Виктор в те времена второй радист
спасательного судна «Гелиос» вспоминал: «В оговоренной точке нас уже ждали. Взяв на борт
вьетнамских офицеров, "Гелиос" двинулся в Хайфон. На переходе офицеры
провели с экипажем краткий инструктаж о правилах поведения в стране
присутствия. Заодно изъяли все фотоаппараты и заперли в доставленный специально
для этой цели сейф, ключи от которого остались при офицерах. Заодно вьетнамцы
опечатали наш главный коротковолновый передатчик. Передатчик у нас был по тем
временам очень крутой - киловаттник
"Р-641". Тут надо отметить одну очень важную подробность. Основной
экипаж спасателя был опытным и во Вьетнаме был не первый раз. Взаимоотношения с
вьетнамскими военными представителями были очень официальными и в панибратство
не переходили. Посему, заранее, ещё до встречи с вьетнамскими властями, зная о
необходимости предоставления передатчика к опечатке, начальник радиостанции
настроил его на определённую частоту и ослабил все крепёжные болтики на ручках
управления. Вьетнамцы перед опечаткой скрутили все ручки в одну сторону до
упора, опутали все их шпагатиком, заклеили бумажками
и опечатали. При этом сам передатчик остался настроенным на оговоренную
частоту, на которой круглые сутки за нами следил радиоцентр ДВМП. В случае
любой нештатной ситуации мы имели возможность передать информацию на Родину.
Такие вот маленькие хитрости.
На приём радиограмм мы работали вполне официально в режиме "Блинд". Слово это из разряда радиожаргона и означает
"приём вслепую". Другими словами - сначала приём с эфира на
магнитофон ускоренной передачи, затем приём на слух с магнитофона. И всё это в
чётко означенные сроки. Именно так мы получали всю информацию с Родины, без
применения двухсторонней связи с использованием своего передатчика. А
передатчик нам был-таки нужен на случай экстраординарный.
Буквально через несколько дней началась наша работа по выводу
блокированных судов. … Работа внешне выглядела очень просто. "Гелиос"
шёл первым. По корме, строго за ним, на малой дистанции шло выводимое судно.
Непосредственно проводкой руководили капитан с капитаном-наставником и
вьетнамские офицеры (они же - лоцманы). Начальник радиостанции - в радиорубке.
В машинном отделении - только вахта. … Остальной экипаж, не принимающий
непосредственного участия в управлении, находился в спасательных жилетах на
верхней палубе под растянутым тентом ... Все спасательные средства были
расчехлены и готовы к мгновенному использованию. Работа проходила только в светлое
время суток, и, если мы не успевали засветло вернуться в Хайфон, приходилось
отстаиваться на внешней чистой воде. Были иногда какие-то заминки, когда мы
останавливали работу на несколько суток и отстаивались в Хайфоне. В такие дни
вьетнамская сторона устраивала для нас дни отдыха с выездом на берег.
Экскурсиями это назвать было нельзя, ибо город был в страшных разрушениях. Но
мы были благодарны вьетнамцам за их заботу.
Американцы параллельно с нашими переходами и тоже в светлое время суток
вели разминирование акватории. Траление производили вертолётами, таская на
длинном фале трубчатые красно-белые тралы на подводных крыльях. Причём делали
это, нагло пересекая курс выходящего судна. А нам курс менять нельзя! Честно
сказать, приятного было мало, особенно после случая, когда, буквально у нас на
глазах, на мине подорвалась вьетнамская джонка. Однажды над нами завис вертолёт
без трала. В открытой двери, сидел, свесив ноги, с автоматом на груди, какой-то
американский придурок.
Гримасничал, хлопал себя по заднице, что-то кричал,
делал вид, что стреляет. Затем, выпив банку кока-колы, сбросил её нам на
палубу. Вьетнамские офицеры, кои на борту были постоянно, отпинали
эту банк за борт. С тех пор я кока-колу не пил никогда и не пью до сих пор.
Месяц-полтора мы выводили блокированные суда на чистую воду, и когда
распрощались с последним судном, потянулось непонятное томительное ожидание
неизвестно чего.»
А на смену уходящим из Хайфона судам шли с
грузом другие. «3айсан» шел из Владивостока в Хайфон 10 дней и находился почти
у цели, в районе нулевого буя Хайфонского порта,
когда встретил первые признаки минного поля. Утром вертолеты с американскими
опознавательными знаками на борту несколько раз низко проходили над морем
недалеко от «3айсаиа». Они таскали за собой на тросе по поверхности моря
специальный трал, позволяющими найти мины и при помощи специальных сигналов
взорвать часть из них. За первые два дня работ по разминированию им удалось
взорвать лишь одну мину. Поэтому проход на внутренний рейд к причалам продолжал
оставаться опасным. Об этом знали и капитан «3айсана», и весь экипаж, поэтому
почти каждый день во время перехода звучали над судном сигналы общей тревоги, и
члены команды учились быстро ликвидировать повреждения, подводить пластырь.
Экипаж знал, что «3айсан» будет первым советским судном, которое придет в
Хайфон. Самой напряженной была последняя ночь перехода. Вечером 10 марта с 21
до 22 часов на экране локатора были видны две яркие точки. Судя по сигналу,
прямо по курсу находились два крупных корабля. Когда до них оставалось 3 мили,
они разошлись, сошлись вновь, а затем пошли навстречу параллельным курсом. Один
та них сделал обход «3айсана», лег на параллельный курс, запросил назвать себя.
Это были военные корабли США. Через некоторое время корабль просигналил вновь:
«Вы идете к опасности». Днем 11 марта экипаж готовился к переходу последнего
отрезка. Вечером, одновременно с приливом, приняв на борт лоцмана и
представителя «Морфлота» в Хайфоне, Юдина Игоря Константиновича с женой Юдиной
Маргаритой Борисовной, начали переход. Прозвучал длинный звонок, и по
внутренней сети из громкоговорителей раздался голос старшего помощника
А.П.Агеева: «Внимание.
Объявляется общая судовая тревога. Загерметизировать
судно. Подготовить судно к борьбе за живучесть. Всем членам экипажа за
исключением вахты надеть спасательные нагрудники и находиться на верхнем
мостике». Через несколько минут все собрались в касках и спасательных жилетах.
Шлюпки были расчехлены. На палубе лежал приготовленный пластырь, пожарные
шланги, аварийные материалы. Уже брезжил рассвет 12 марта, когда «3айсан»
подошел к причалу Хайфонского порта. Он был первым
советским судном, пришедшим в Хайфон и ошвартовавшимся у пирса со времени
начала минирования в мае 1972 года. Встретить его пришли многие рабочие порта.
Через несколько часов были открыты трюмы и лебедки стали выгружать на причал
мешки с мукой: более 4 тысяч тонн ее доставил «3айсан» в Демократическую
Республику Вьетнам.
Вслед за «Зайсаном» не дожидаясь, пока США
выполнят обязательства и полностью расчистят от своих мин подходы к портам ДРВ,
экипажи теплоходов «Дальний» «Тунгусска» танкера «Амбарчик» и других благополучно провели суда к берегам
обретшей мир страны. Как братьев по классу, встретили вьетнамские друзья экипаж
теплохода «Дальний». На судне состоялся митинг дружбы и солидарности.
Движение было не остановить, несмотря на то,
что траление началось только 6 марта и до своего завершения несколько раз
прерывалось. В марте в Хайфон пришло 19 судов разных стран доставивших 104.000
тонн грузов, включая продовольствие и топливо. В апреле число прибывших судов
достигло 27, они доставили 140.000 тонн грузов. После того как 19 апреля
американцы приостановили работы по тралению, количество прибывших в Северный
Вьетнам кораблей несколько снизилось в мае до 17 - которые доставили 75.000 тонн, но видимо это
было незначительное снижение, так как за первую неделю июня 1973 г. в Хайфон
прибыло 12 судов с 50.000 тонн груза.
Американцы внимательно отслеживали все
перемещения советских судов в районе, задействовав развернутые суда. Так
патрулируя ракетный фрегат «BROOKE» DEG-1 с
27 февраля по 13 марта 1973 г. в Тонкинском заливе отследил и дал информацию относительно
десяти советских судов. 1 марта он обнаружил и отслеживал перемещения двух
советских судов, теплохода «Одесса» и танкера «Егорлык». Помимо этого он вел
поиск советского разведывательного судна оперировавшего здесь. Следующий день 2
марта разыскиваемое судно было обнаружено. Советский РЗК «Анероид» был
перехвачен, когда он двигался на север и
визуально идентифицирован. Одновременно лидер эсминцев «REEVES» DLG-24 произвел поиск другого РЗК, который после обнаружения был
идентифицирован как «Курсограф». Присутствие двух разведывательных судов в
северной части залива объяснялось подготовкой к выводу кораблей из Хайфона. 3
марта два советских судна «Балашиха» и «Бабушкин» вышли из гавани Хайфона, на переходе их
встретил «BROOKE». 4 марта «BROOKE» пошел, чтобы перехватить контакт, которым
оказался советский танкер «Абакан». Утром 10 марта на радаре засветилась
очередная цель, после проверки судно идентифицируют как советский танкер. 11
марта было перехвачено советское судно - сухогруз «Тунгуска». 12 марта уже идя
на отдых в Гонконг «BROOKE» был направлен на идентификацию очередного контакта,
им оказалось советское судно - сухогруз «Мичурин» вышедшее из Хайфона.
20 марта Находка встречала танкеры
«Комсомолец Приморья» и «Абакан». По решению премьер-министра ДРВ 107 членов
экипажей танкеров были награждены медалями «За дружбу», в их числе были и
капитаны Анатолий Пономарчук и Станислав Лапин.
Некоторым судам за время годичного стояния
требовался ремонт, но не все так было просто. Грузовой теплоход
Дальневосточного морского пароходства «Марат Казей»
(капитан Е.Д.Угольников) направлялся в один из китайских портов на ремонт, но у
него на борту был особый груз. Малому разведывательному кораблю (МРЗК)
«Анероид» было поручено взять на борт груз с «Марата Казея»
перед его отбытием на ремонт. МРЗК встретился с пароходом в районе острова Луссон и за несколько часов перегрузили и разместили на своей палубе крупногабаритные ящики. В них
была трофейная американская техника, в частности обломки сбитого самолёта Б-52.
На ящиках стоял интересный адрес -
цифровой индекс, Москва Иванову.
Судам Черноморского пароходства предстоял
более длинный путь. «Бабушкин» после 319 суток стоянки попрощался с Хайфоном и
взял курс на юг. В доке Гонконга он очистил свое днище, заросшее ракушками, и
ушел в Калькутту за новым грузом и только 30 мая теплоход «Бабушкин» пришел в
Новороссийск, 29 мая в Ильичевск пришел теплоход «Балашиха».
17 марта началось разминирование
американцами подходов к портам Хонгай и Камфа.
Не дожидаясь окончательного разминирования
порта Камфа, в центре было принято решение о продаже
теплохода «Гриша Акопян», а для этого его надо было отбуксировать его из Камфы на рейд Хайфона. Первоначально хотели это
осуществить, используя «Гелиос», он даже направился в Камфу.
Но из-за серьезных опасностей для судна и экипажа корабль вернулся с середины пути. В итоге в Камфу
послали вьетнамский спасатель, советской постройки, однотипный с «Гелиосом».
При этом наши моряки участвовали в приведении его в рабочее состояние,
поскольку этот спасатель долгое время находился в каком-то резерве и не
эксплуатировался, и оборудование было в нерабочем состоянии. Так был
восстановлен радиолокатор "Дон". Подготовленный общими усилиями
вьетнамский спасатель ушёл в Камфу за теплоходом
«Гриша Акопян».
Симаков Виктор в те времена второй радист
спасательного судна «Гелиос» вспоминал: «В это же самое время активизировался Владивосток.
Точнее все службы Дальневосточного морского пароходства. Открытым текстом
лавиной обрушились Ценные Указания. Механико-судовая служба прислала громадные
списки материальных ценностей, которые нужно снять с расстрелянного теплохода,
перегрузить на наш спасатель и доставить в
пароходство. В том списке было много чего. И ЗИПы к
главному двигателю, и крышки главного двигателя. Вспомогательное оборудование.
Запасной винт, запасные якоря, обычно хранящиеся на главной палубе. Токарный
станок. Затребовали демонтировать шпиль и брашпиль вместе с электродвигателями,
грузовые лебёдки. Выдернуть из крышек трюмов и твиндеков гидравлические
плунжеры и ещё много-много чего. Проявилась и Служба снабжения со своими
требованиями снять все комплекты постельного белья, включая матрасы и
полотенца. Снять всю посуду, вилки-ложки-поварёжки,
демонтировать стиральные машины, холодильники и камбузные плиты. Даже партком
прислал свою цедульку с приказом снять с убитого
парохода политическую литературу. Самой краткой была радиограмма Службы связи,
в которой список начинался словами "по-возможности".
Простой анализ показывал, что всё, затребованное службами пароходства,
просто физически не поместится в трюм "Гелиоса". Этот трюм даже с
натяжкой нельзя было называть грузовым трюмом. В нём хранились буксирные тросы,
канаты и вспомогательное оборудование для спасения и буксировки. На свою
верхнюю палубу мы также не могли взять такое количество груза. Такой первичный
и неутешительный анализ радиограмм был проведён ещё до того момента, когда мы
наконец увидели "Гришу Акопяна".
Впечатление от первого вступления на борт было довольно удручающим.
Надстройка полностью выгоревшая. Иллюминаторы без стёкол, очевидные последствия
пожара. Внутренние переборки либо отсутствуют, либо настолько покороблены от
температуры, что их и переборками уже не назвать. Внутренние помещения
надстройки зачищены под метёлку. Каюта электромеханика разворочена так, что и
представить было нельзя, что это бывшее жилое помещение. Борта посечены
сквозными отверстиями с оплавленными краями. Внешние двери, ведущие на палубу,
были заклинены и находились в трёх состояниях: большинство закрыты, часть
приоткрыта, некоторые отсутствовали. В радиорубке запомнился громадный блин
расплавленного алюминия. Блинчики поменьше, и не только из радиорубки, многими
были разобраны на память. Машинное отделение от пожара пострадало значительно
меньше. Главный двигатель и основные вспомогательные устройства внешне
выглядели очень прилично. Примерно в таком же хорошем состоянии были и крышки
трюмов и твиндеков.
В тот вечер, после знакомства с "Гришей Акопяном", в нашей
кают-компании не было привычных шуток и смеха. Все пришли к единому мнению, что
американцы ставили целью своего налёта не вывод из строя судна, а уничтожение
экипажа. Практически все удары были нанесены по жилой надстройке.
Дальше пошла работа по демонтажу некоторого сохранившегося в машинном
отделении оборудования и подготовке судна к буксировке. Нашими водолазами был
произведён осмотр подводной части. Были проделаны все подводные и надводные
сварочные работы, заведён буксир и началась буксировка, которая оказалась
совсем непростой. На "Грише", конечно же, не было никого. Каким-то
образом удалось обеспечить работу ходовых огней, ибо район буксировки был
довольно оживлённым. И во время движения мотало "Гришу" из стороны в
сторону так, что и нашу корму таскало немилосердно. Но Бог миловал
и добрались благополучно.
В Гонконге с "Гришей Акопяном" мы пробыли недолго. В первые дни был всплеск посещений представителей покупателей, которые после беглого осмотра теплохода, тут же, разочарованные, его покидали. Оказывается, по торговой линии было заявлено, что на "Грише Акопяне" от обстрела и пожара пострадала только надстройка. А корпус, трюма и, главное, машинное отделение остались в приличном состоянии. Осмотр же судна, показывал, что и машинное отделение тоже находится в плачевном состоянии. Особенно после наших демонтажных усилий. В итоге судно было продано на металлолом.»
Розин Александр.