Розин Александр.
Советский
ВМФ в сдерживании и прекращении «шестидневной войны» в 1967 г.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17
8. Опять во всем виноват СССР?
Из записок
корреспондента АПН в Египте (1965-1971 гг.) Анатолия Захаровича Егорина: «В тот день, когда началась эта война, город
Каир израильские ВВС не бомбили. Бомбили пригороды, аэродромы, особенно Кайро Уэст. Услышав канонаду, я, журналист Агентства
печати Новости, включил приемник. Радио передавало военную музыку и
сводки военного командования. Согласно сводкам, израильтяне начали боевые
действия против Египта «совместно с ведущими империалистическими державами».
Войска «в небесах, на земле и на море» ведут тяжелые бои. Быстро одевшись,
выскочил на улицу. Вокруг увидел массу народа. Никто не знал, что делать, но все
суетились. Поперек улиц протянулись белые полотнища с надписями о защите
Отечества и с уверенностью в победе. Среди них были и такие: «До встречи в
Тель-Авиве» или «Мы победим». Как оказалось, таких полотнищ было развешано
около 10 тысяч (это было рекомендовано сделать каждому лавочнику, всем
учреждениям).
Кто-то подскочил
к моей «Волге» и потребовал документы мои и на машину. Показал. «Русий?» - спросил кудрявый юноша, взявший на себя роль
члена группы народной самообороны. «Русий», -
ответил. «А где же ваши танки и самолеты, где ваши мусульмане?» - закричал он.
Я ответил: «Танки и самолеты наши мусульмане прислали вам еще раньше. Они на
фронте»...
Через 100 метров
опять проверка, опять вопросы. Искали повсюду «израильских шпионов». Как
оказалось, накануне целый взвод израильтян, переодетых в форму египетской
военной полиции, проверял на железнодорожном вокзале документы египетских
военных, некоторых из них «забрали в комендатуру». Только к вечеру выяснилось,
что патрулями были переодетые израильтяне, после того, как один из них что-то
сказал другому на иврите. В завязавшейся перестрелке поднялась паника, но «взятых в комендатуру» так и не нашли.
Я еле добрался
до нашего посольства через стену сплошных пикетов. Вокруг посольства стояла
цепь египетских полицейских со щитами и дубинками. «В чем дело?» - спросил
кого-то. «Они протестуют, что Советский Союз не прореагировал на нападение
Израиля». Указание посла: срочно выпустить информационный бюллетень о реакции в
СССР на агрессию и развезти это сообщение в газеты и учреждения.
В бюро Агентства
Печати Новости, где я работал и куда добирался с превеликими трудностями,
сотрудники-египтяне выглядели растерянными, было много посторонних, кто-то
хотел взять интервью у пресс-атташе посольства, без перерыва звенели телефоны.
Секретарша-египтянка не успевала всем отвечать. Вдруг говорит: «Муса Сабри просит к телефону
кого-то из советских сотрудников бюро». На проводе был главный редактор газеты
«Аль-Ахбар», один из видных египетских редакторов,
даже в те времена, времена Насера, не скрывавший своих правых взглядов (после
смерти Насера он стал одним из приближенных Садата).
«Где же ваша
помощь, вы опять оставляете нас один на один с врагами! - кричал Муса Сабри в телефонную трубку. -
Эх, вы, друзья! Болтуны вы, а не друзья». Сабри явно
вызывал меня на провокацию, надеясь, что я сорвусь, чтобы завтра об этом
напечатать в редактируемой им газете «Аль-Ахбар»
(«Новости»).
«Наша
помощь, Муса, - ответил ему, - в тех 130
объектах, которые наши люди строят вам в Египте. В тех сотнях самолетах и
тысячах танков, которые поступили к вам из Советского Союза. В тех тысячах
советских людей, в том числе и военных, которые сейчас трудятся в Египте»...
Муса Сабри бросил телефонную
трубку.
Мы срочно начали
готовить чрезвычайный выпуск пресс-бюллетеня
посольства с текстом переданного нам по телексу Заявления Советского
правительства, сделанного через несколько часов после нападения Израиля. В нем,
во-первых, констатировалось, что «войну можно избежать», но Израиль, несмотря
на предупреждения СССР и других миролюбивых
государств, избрал путь войны. Во-вторых, осуждая агрессию Израиля, Советское
правительство выдвинуло ряд неотложных мер по ее ликвидации.
Бюллетень мы тут
же на своих машинах стали развозить по редакциям и государственным учреждениям.
Через два дня, 7 июня, мы распространили еще один специальный выпуск с текстом
Заявления Советского правительства, в котором оно сделало Израилю,
продолжавшему агрессию, вопреки резолюциям Совета Безопасности, самое серьезное
предупреждение.
Кроме выпуска
бюллетеней, Москва требовала срочных сообщений «с места» для советских газет.
Для этого нужно было «посмотреть войне в глаза». Обещая Москве такую информацию
передать к вечеру, поехал в город. В пресс-центре удалось получить только
официальные сводки. В первый день они были утешительными, но среди
корреспондентов было полно всяких слухов. Говорили, что офицеры повезли на
войну с собой даже холодильники; о том, что в воздух все-таки часть самолетов
поднялась и дала отпор израильским «Фантомам» (кто-то из западников утверждал,
что между летчиками, поднявшими в воздух египетские самолеты, переговоры велись
на русском языке, и, как я заметил, этому мало кто возражал). Говорили и о том,
что на Синае развернулось танковое сражение,
напоминавшее Курскую битву времен Второй мировой
войны.
По дороге в
международный аэропорт на окраине города я заметил позиции батареи
малокалиберной зенитной артиллерии. Заехал на них. Никто меня не остановил.
Солдаты обедали, командир встал навстречу. «Русий», -
сказал ему, показывая корреспондентскую карточку. «Квейис»
(«Хорошо»), кивнул молодой лейтенант.- «Ваши - на
инструктаже». Со стороны пустыни неожиданно донесся рев самолетов и лейтенант
закричал: «К бою!» Солдаты бросились к пушкам. Над головой пронеслась пара
«фантомов», вслед за которыми устремились линии трассирующих снарядов. «Не
догнали, зато попугали», - сказал лейтенант. - «Ничего, пусть знают, что мы
тоже что-то умеем. Мы защищаем свою родину». Я уж не стал говорить ему о том,
что наблюдатели за небом должны быть и во время обеда.
В международном
аэропорту все было перекрыто, но последствий удара израильтян я не заметил:
либо быстро все восстановили, либо не попали. Дежурный офицер не советовал
задерживаться: «Война, справимся без посторонних», - сказал он мне. - Вы
и так нам много помогли». Почему он решил, что приехал ему помогать, я так и не
понял. Но то, что он вел себя довольно спокойно и не размахивал передо мной
пистолетом, говорило о многом. Говорило о доверии к нам. Он не был похож на Мусу Сабри...
Возвращаясь
через Гелиополис, я решил проехать мимо зданий
египетского генерального штаба. Было интересно понаблюдать обстановку там. И
увидел тишину и спокойствие. Два счетверенных зенитных пулемета стояли прямо на
крыше. Несколько малокалиберных зенитных пушек по периметру. У офицера,
проверявшего мои документы, я спросил: «Почему так слабо охраняется здание
генштаба?» Скептически посмотрев на меня, он ответил: «Увидите, это здание не
подвергнется бомбардировке. В противном случае израильтяне потеряют половину своей
агентуры в Египте». Действительно, ни во время войны, ни в период до
августовского перемирия 1970 г. генштаб Египта ни разу не подвергся нападению
израильских ВВС. Странно? Или офицер сказал правду?
Самой тревожной
оказалась первая ночь войны. Не из-за введенного властями комендантского часа,
не из-за строгих правил светомаскировки. Из-за истеричной канонады средств ПВО
и антисоветских выходок, допускавшихся, как тогда говорили, «определенными
реакционными кругами». Едва смеркалось, начинала выть сирена воздушной тревоги,
а за ней - беспорядочная стрельба зенитных орудий. Снаряды рвались не только в
воздухе, но даже над крышами домов, осыпая их тысячами осколков.
Я потом спросил
у одного нашего военного, откуда взялся такой «осколочный фейерверк». Он ответил;
«От неумения обращаться со снарядами». Возможно, зенитные расчеты так
торопились, что не успевали ставить дистанционные устройства. Но возможно, это
делалось и умышленно. Снаряды рвались, а рева вражеских самолетов я так и не
услышал. Потом сирена на время затихала, стрельба прекращалась. И через
несколько минут все начиналось сначала.
К этому
добавилось еще одно: около полуночи, несмотря на комендантский час, к нашему
дому (улица Марашли, 10, Замалек)
подкатила спецмашина, и какие-то люди через мегафон начали кричать проклятия в
адрес СССР. Этим они заполняли промежутки между отбоями воздушной тревоги. Они
не врывались в наш офис, но полностью блокировали его, отключив воду и
электричество.
В те часы,
которые, конечно, запомнились на всю жизнь, было как-то не до страха. Даже моя
жена не дрогнула.
Вдруг
около трех часов ночи в нашу дверь кто-то тихо, но настойчиво постучал. Я
спросил: «Кто там?» Знакомый голос одного из наших служащих Фадыля,
доброго и седого нубийца, работавшего у нас еще со времен затопления его родных
мест Асуанским морем, успокаивал: «Не бойтесь, я тут
рядом. Эти хумары (по-арабски „ослы“),
что кричат, ничего вам не сделают». «Шукран, я ахи»
(«Спасибо, брат мой»), - ответил я ему.
Как оказалось, Фадыль обстучал в ту ночь комнаты всех остальных наших
сотрудников, живших по соседству с нами, и так же подбадривал их. Но как он,
живший далеко не рядом, сумел в комендантский час добраться до нас, до сих пор
осталось загадкой. В течение всех остальных суток войны Фадыль
неизменно оставался в офисе, словно солдат, нашедший свое место в бою.
Посольство
чем-то напоминало в те дни военный лагерь. Были созданы оперативные группы.
Всех детишек из пионерлагеря благополучно вернули в их семьи. «Для
предупреждения провокаций экстремистских элементов» машины советских марок были
поставлены «на прикол». Арендовали местные машины, брали такси. Однажды и мне
не повезло. Ночью такси, на котором я ехал, врезалось в пересекавший дорогу
поезд. Рассекло голову, но египтянин сумел доставить меня в нашу поликлинику.
Несколько недель так и ходил с повязкой. Все обошлось, только оставшийся шрам
до сих пор заметен...»
Розин Александр.