Горячее Красное море. ВМФ СССР в боях у берегов Эфиопии в 80-х

Розин Александр.

Горячее Красное море. ВМФ СССР в боях у берегов Эфиопии в 80-х – 90-х годах.

6. Финал.

Горячий «курорт» - да вы там просто отдыхали.

В первоначальной версии Федерального закона от 12 января 1995 года N 5-ФЗ "О ветеранах", в перечне государств, городов, территорий и периодов ведения боевых действий с участием граждан Российской Федерации о боевые действия в Эфиопии указывался временной период: с декабря 1977 года по ноябрь 1979 года. После многочисленных обращений 2 октября 2008г. был принят Федеральный закон Российской Федерации N 166-ФЗ "О внесении изменений в Федеральный закон "О ветеранах" в нем уже период нашего участия в боевых действиях в Эфиопии был расширен с декабря 1977 года по ноябрь 1990 года; с мая 2000 года по декабрь 2000 года, и это было хорошо. Но осталось непонятно почему срок ограничили ноябрем 1990 г., ведь ПМТО Нокра эвакуировали только в феврале 1991 г. и до этого момента личный состав базы и находящихся там кораблей являлись участниками боевых действий в Эфиопии. Видимо в правительстве решили, что с ноября 1990 г. по февраль 1991 г. наши солдаты просто загорали на пляжах Красного моря за государственный счет. Но и многим из тех кто попадает во временные рамки добиться статуса участника боевых действий будет непросто. Согласно п.п.1,п.1, ст.3 Федерального закона "О ветеранах" № 5-ФЗ от 12.01.1995 года к ветеранам боевых действий относятся военнослужащие, принимавшие участие в боевых действиях при исполнении служебных обязанностей в этих государствах. А служившие и воевавшие там, согласно выданных в советское время справок, а также выдаваемых в настоящее время архивных справок, "находились на боевых службах в зонах боевых действий различных государств мира при исполнении обязанностей военной службы". И других формулировок в этих документах быть не может, так как позиция Советского Союза в тот период, особенно в конце 80-х годов прошлого столетия, была однозначная - СССР нигде не воюет. Формулировок в справках "принимал участия в боевых действиях" нет.

На начало ноября 1990 г. на 933 ПМТО в числе прочих находились:

1. Личный состав 933 ПМТО ТОФ, состоящий из СВС (советские военные специалисты - офицеры и мичмана, личный состав);

2. Суда обеспечения: плавдок «ПД 66», водолазное судно «ВМ-413» (ЧФ), пожарный катер «ПЖК-45» (ЧФ), танкер «Шексна» (БФ), «СХ-500»;

3 Плавмастерская «ПМ-129» (ТОФ);

4. Большой десантный корабль «БДК-14» (ТОФ) и боевая десантная группа дивизии морской пехоты ТОФ под командованием майора В.Н. Жевако, в декабре ее сменили «БДК-101» с боевой десантной группой подполковника А.Б. Филонюка;

5. Морской тральщик МТЩ «Параван» (ТОФ);

6. Малый противолодочный корабль «Комсомолец Молдавии» («МПК-118») (ЧФ), которого сменял торпедный катер проекта 206М «Т-72»;

Командование советскими силами осуществлял командир ПМТО капитан 1 ранга Пленков Б.Г.

Контр-адмирал Владимир Николаевич Бурцев, являвшийся тогда командиром 85-й оперативной бригады надводных кораблей вспоминает: «В начале ноября обстрелы стали более частыми. За ночь приходилось по два-три раза объявлять тревоги. Сепаратисты стали вести огонь более прицельно. По три десятка и более реактивных снарядов разрывались на острове.

17 ноября правительственные войска крылатыми ракетами нанесли удар по сепаратистам, после чего нашему острову последние стали уделять «особо пристальное» внимание. Обстрелы стали еженощными. В такой обстановке я получил приказ принять в состав бригады большой десантный корабль (бдк) вместе с личным составом морской пехоты и совместно с командиром ПМТО организовать оборону нашей базы.

Во второй раз обошел линию обороны. За прошедшие полмесяца картина значительно изменилась. В коралловом известняке, который по признанию подполковника А.Е.Филонюка, командира батальона, был покрепче асфальта, отрыты окопы, укрытия для наземной техники. Работали практически круглые сутки. Словом, по суше оборона выглядела надежной. Надо сказать, что к середине ноября и в целом была проведена значительная работа по организации системы наблюдения за обстановкой и отражения возможного нападения. Особо следует отметить капитана 3 ранга Н. И. Скибина, исполнявшего обязанности флагманского офицера радиотехнической службы. Благодаря его знаниям, опыту, усилиям на двух автомашинах смонтировали радиолокационные станции, использовав для этого станции «СРН». Их выдвинули непосредственно к береговой черте, отчего и стали мы называть их береговыми PJIC. Совместно с корабельными PJIC мы получили возможность обнаруживать малоразмерные цели на расстоянии до 70 кабельтовых. Имеющиеся в распоряжении морских пехотинцев плавающие танки расположили таким образом, что практически перекрыли огнем все подходы к острову с юга. Боезапаса на ПМТО хватало. И потому, разбив акваторию на квадраты, успели пристрелять их. Достаточно было одной двух минут, чтобы после обнаружения цели поставить перед ней заградительный огонь либо ее уничтожить. Это было очень эффективно, так как мы не позволяли вести по острову прицельный огонь. Одно огорчало. Дальнобойность наших орудий была 14–16 километров, тогда как у «Града-П» – установок залпового огня, которые были у сепаратистов – до 20 километров. Но прицельность на таком расстоянии была у противника откровенно плохой, все снаряды разрывались сравнительно далеко от кораблей и ПМТО. Так что получалось просто: был приказ не воевать, а мы воевали. Вернее – были вынуждены воевать, защищая себя и наши корабли.»

К этому времени, во взаимоотношениях командования ВМС Эфиопии и сухопутных сил находящихся на о. Дахлак и о. Нокра практически не было нормального контакта с советскими руководителями ПМТО, что вносило определенные трудности в работе с ними. Была даже попытка офицеров эфиопского флота представить командованию сухопутной бригады командование ПМТО как нежелающих оказывать им посильную помощь.

22 ноября 1990 г. представители движения EPLF утверждал, что их катера атаковали два правительственных судна у островов Дахлак, в результате атаки одно судно потопили, а другое повредили.

В ноябре 1990 г. МПК «Комсомолец Молдавии» («МПК-118»), был сменен торпедным катером проекта 206М «Т-72» (бортовой 353, командир старший лейтенант Андрей Анатольевич Прокопчик) БФ. Выбор корабля довольно странный, учитывая, что его пришлось гнать с Балтики. Этот тип катеров был на подводных крыльях, они и были, но вследствие поломки механизма раскладывания крыла они (крылья) были сделаны нескладываемыми. В июне 1990 г. он вышел из Свиноуйсце (Польша) в Балтийск, август переход в Питер, с заменой одного главного двигателя в Таллине, далее внутренними водными путями в Севастополь. 20 октября 1990г. «Т-72» вышел под буксиром (вероятно «МБ-35») совместно с морским тральщиком «Дизелист» из Севастополя в Красное море. Старшим на переходе был начальник штаба капитан 3 ранга Белокопытов Вадим Петрович. В начале ноября были на месте. Торпедные аппараты с катера не снимались, хотя каждый весил более 500 кг, но торпед на борту не было. На ПМТО экипаж получил глубинные бомбы ББ-1 и морские дымовые шашки МДШ. Причем МДШ выдавались на каждый выход, за один переход использовали до 25 штук (штатно 4) - больше на юте не помещалось. А они там были совсем старые, ржавые. Порой вместо дыма из дыры от ржавчины пламя вырывалось. Командный состав «Т-72»: старший лейтенант Прокопчик Андрей Анатольевич - командир, старший лейтенант Балушкин Михаил Юрьевич - помощник командира К-2, Ересько Николай - командир БЧ-1, Бригадиров Александр - НРТС К-4, Седов Михаил - К-5, Непоп Александр - боцман, Ильюкевич Николай - ст. ком РТС, Пара Владимир - ст. ком БЧ-5.

1 декабря 1990 г. морские пехотинцы майора В.Н.Жевако с «БДК-14», были сменены «БДК-101» с десантной группой под командованием подполковника А.Б. Филонюка, которая и эвакуировала базу. 17 сентября 1990 г. «БДК-101» (к-2р. Комолов) вышел из Балтийска где он находился после завершения ремонта в Польше и направился на боевую службу в зону Индийского океана загрузившись техникой и морскими пехотинцами с ТОФ. 19 октября прошли Суэцким каналом и 25 октября пришли к о.Нокра, находились там по 30 ноября, затем с 1 по 6 декабря стояли в бухте Мус-Нефит.

Жевако Валерий Николаевич вспоминал: «1 декабря 1990 года мы уходили с острова. Нас меняла такая же десантная группа. Смотрю, как и мы, они приехали без бронежилетов, зато со слабо стреляющими плавающими танками. Как и мы вначале, они думали, что пришли на отдых. Это было для меня очень удивительно. Ведь мы посылали телеграммы с предупреждениями. Никто не хотел понимать, что там идет война. Впрочем, и до сих пор не понимают.»

На «БДК-14» с ПМТО на Родину отправили и солдат выслуживших положенный срок службы - дембелей. («Обсуждение: Нокра (база)» Участник Aleks 18:00, 17 апреля 2011)

В декабре на 933 ПМТО сменился командир. Командовавший до декабря 1990 г. капитан 1 ранга Пленков Б.Г. был командиром с большой буквы. Спокойный, толковый и грамотный офицер, владеющий обстановкой в полном объёме и умеющий принимать правильные решения. Его сменил капитан 1 ранга Вялов А.И., как поначалу казалось нормальный командир. 9 декабря новый командир объекта, выступая, сказал: «Родина о нас помнит и приказано выжить».

Но оказалось что это не так. Он оказался слабохарактерным и неустойчивым к стрессам человеком. Майор Сергей Савельев оперуполномоченный ОО КГБ на 933 ПМТО ТОФ вспоминал: «… капитан 1 ранга Вялов А.И. отличался сначала банальным пьянством. Вскоре стало понятно, что он панически боится артиллерийских обстрелов и глушит страх спиртным! После начала обстрела он хватал трубку телефона и звонил командующему Северного флота Эфиопии командеру Филиппосу. Требовал срочно подавить огневые точки сепаратистов, в противном случае угрожал позвонить самому Менгисту Хайле Мариаму! Для Филиппоса и всех офицеров флота подобный звонок мог закончиться одним - РАССТРЕЛОМ! Офицеры флота стали искать контакты с нашим штабом и сообщали весьма неприятную информацию. Оказывается, наш теперешний командир – вымогатель! Первыми мне об этом сказали капитан Тадесса и майор Дегу, которые обратились к Вялову А.И. за помощью. Им нужны были обычные электрические лампочки, чтобы освещать помещения штаба. Так как магазинов в радиусе сорока пяти километров не было, то обычно, такую помощь эфиопам оказывало ПМТО. Вялов потребовал с них две бутылки виски. Виски можно было купить только в Массауа, куда им путь был закрыт. Пришлось помочь офицерам и принести извинения за действия командира. Вскоре, все эфиопы высказывали нам соболезнования в связи с убытием «хорошего кэптена Бориса»! В конце декабря мне звонит замполит ПМТО и интересуется местонахождением командира. Оказывается, командир три дня не выходил на построение и не отвечает на телефонные звонки. Так как я пользовался в эти дни командирским УАЗиком, то он и подумал, что командир тоже вместе со мной решает вопросы по охране и обороне острова. Подошли вместе к двери командирского коттеджа. На стук в дверь и окно никто не отвечал. Пришлось вскрыть дверь. В нос ударил резкий сильный трупный запах! Мы вбежали в квартиру. В комнате спал пьяный Вялов. Запах исходил от оставленной на веранде коробки с продуктами, которые ему доставили с судна хранения. За четыре дня сырое мясо сгнило, а черви превратили кусок в кипящую зловонную массу. Выброшенной коробке обрадовались только местные дикие кошки. Отмывался после этого зловония пару часов! Разбуженный командир сразу стал требовать джина или водки. Пришлось напомнить ему о службе!»

7 декабря в 16 часов эфиопский сухогруз «Karamara» правым бортом на ходу столкнулся с доком «ПД-66», повреждений и ущерба почти не было. Новый командир ПМТО капитан 1 ранга Вялов вызвал капитана «Karamara» к себе и стал предъявлять ему счет на двести тысяч долларов за столкновение. Тот быстро покинул кабинет и вместе с судном убыл с острова.

С 7 по 9 декабря «БДК-101» (к-2р. Комолов) находился в порту Аден (НДРЙ), затем с 12 декабря 1990 г. по 16 января 1991 г. корабль находился на о.Нокра.

10 декабря 1990 г. на МТЩ «Параван» по возвращению после одной из очередных проводок кораблей и судов из южной части Красного моря на внешний рейд острова Нокра и швартовки корабля к борту танкера «Шексна» с целью пополнения запасов топлива и воды имел место несанкционированный одиночный выстрел из автомата, произведённого вахтенным ПДСС, в результате которого получил огнестрельное ранение радиометрист штурманский матрос Шкуренков В. При выяснении обстоятельств происшествия было установлено следующее: вахтенный ПДСС на баке, исполняя свои обязанности, с непонятной целью вскрыл опечатанный подсумок, присоединил магазин к автомату и загнал патрон в патронник. Как он потом объяснил, что обнаружил на поверхности воды что-то напоминающее подводного диверсанта. Через некоторое время он отсоединил магазин и положил его в подсумок, не осознав при этом, что патрон находится в патроннике. После смены на ужин передал автомат сменившему его вахтенному. Вновь заступивший вахтенный через несколько минут после смены, повесив автомат на грудь и стоя практически в ДП на баке, снял автомат с предохранителя и случайно нажал на спусковой крючок. Ствол автомата был направлен на ходовую рубку. В это время в ходовой рубке возле кресла командира (левый борт) находился матрос Шкуренков В., пытавшийся охладиться в струе воздуха из системы вентиляции. Пуля калибром 5,45 мм, пробив стекло иллюминатора ходовой рубки, попала в глаз матроса Шкуренкова В. и застряла в кости черепа, не повредив других жизненно важных органов. Осколками иллюминатора был поврежден второй глаз. Раненый матрос был доставлен катером на берег, потом в столицу Эфиопии Адисс-Абебу, где был прооперирован. В результате ранения матрос Шкуренков В. полностью потерял зрение. Виновные в происшествии оба вахтенных ПДСС были арестованы и отправлены в Севастополь. После трех месяцев следствия были оправданы, отправлены на ТОФ в распоряжение бригады и по истечению сроков службы уволены в запас. Вскоре после этого «Параван» покинул ПМТО, в дальнейшем при возвращении в декабре 1990 г., он посетил порт Коломбо (Республика Шри Ланка, остров Цейлон). 23 марта 1991 г. тральщик вернулся в родную базу завершив поход. Весь экипаж был награждён знаками «За дальний поход».

В декабре 1990 г. МТЩ «Параван» (бортовой 721) ТОФ был сменен МТЩ «Дизелист» ЧФ (капитан 3 ранга В.Е.Каманин), который сразу приступил к боевой службе.

13-19 декабря на ПМТО работала комиссия по определению технического состояния плавучего дока «ПД-66». Было выявлено множество дефектов.

В середине декабря с ПМТО выводили танкер «Шексна», который собирался идти домой на Балтику, вышли рано утром, с подходом к опасной зоне поставили подвижную дымовую завесу. Танкер в ней скрылся, а у тральщика «Дизелист», который шел в охранении, прятаться под завесу возможности не было. До выхода в безопасную зону не менее 5 крупнокалиберных снарядов разорвалось рядом с тральщиком. Контр-адмирал Владимир Николаевич Бурцев, являвшийся тогда командиром 85-й оперативной бригады надводных кораблей вспоминает: «Доложили на КП эскадры, что попали под обстрел крупнокалиберной артиллерии. Нам не поверили. И долго не верили, что у противника появились такие орудия, примерно неделю. Пока от главного советника не получили подтверждение, что сепаратисты захватили у правительственных войск 130-миллиметровые установки М-46. Две из них они установили, это уже по нашим оперативным данным, перекрывая канал огнем. Как они дотащили установки до берега по очень труднопроходимой местности, остается гадать.» Проведя «Шексну», встретили к вечеру транспорт «Сулейман Стальский». Он не относился к вспомогательному флоту ВМФ, поэтому и капитан и команда отказались идти на остров Нокра. Пришлось с него организовать перегрузку продовольствия на подошедший танкер «Печенга». И при возвращении были атакованы 6 катерами сепаратистов.

19 декабря 1990 г. тральщик «Дизелист» и танкер «Печенга» в Красном море были атакованы шестью катерами эфиопских сепаратистов. Комендоры «Дизелиста» уничтожили два катера.

Контр-адмирал Владимир Николаевич Бурцев вспоминает: «…пришлось кое-что перегрузить с транспорта на подошедший танкер «Печенгу». На ночь отошли в нейтральные воды, чтобы с утра пораньше тронуться в обратный путь. Под прицелом крупнокалиберной артиллерии, в наличии которой мы убедились, а нам не верили, проходить узкий канал стало много сложнее. Я связался по радио с базой и приказал свернуть планово предупредительный ремонт на одном из наших кораблей и выставить в опасной зоне встречное дымовое поле.

Проинструктировав капитана танкера, я приказал ему произвести полное затемнение судна. Хотя мы и находились за пределами территориальных вод Эфиопии, но эта предосторожность, как позднее выяснилось, была совсем не лишней. В южных широтах темнеет быстро. Отдыха не было только у радиолокационной вахты. А свободным от несения службы в этот час разрешили половить рыбку... Примерно в 21 час мне доложили: на расстоянии 60 кабельтовых обнаружены 4 цели...

Мы с командиром на ГКП буквально прилипли к экранам локаторов. Через минуту на них уже высвечивалось девять точек. Связались с танкером. Оттуда подтвердили наличие двух групп целей. Четыре из них ближе 40 кабельтовых, то есть на пределе дальности наших артустановок, так и не подходили. Остальные медленно приближались.

Нет необходимости говорить о том, что боевая тревога у нас уже была сыграна, танкер снялся с якоря. Примерно такая же ситуация была у правительственных эфиопских кораблей. Чем она закончилась, нам было известно. Поэтому с подходом малоразмерных целей на расстояние 10 кабельтовых я приказал поставить заградительный огонь. Самое главное было – не пропустить гранатометчиков. Прикрываясь огнем, маневрируя, мы отходили. Сепаратисты преследовали нас 23 мили.

Экипаж вел себя очень грамотно. Все расчеты были отработанны и слаженны. Мы не подпустили быстроходные катера на дистанцию залпа. Когда же два из держащихся в отдалении больших катеров (надо думать, у них были хорошие радиолокаторы и системы определения места) стали выходить в атаку, из двух резервных орудий мы поставили перед ними заградительный огонь. Словно уткнувшись в стену, они потоптались для приличия и отошли на прежнее расстояние.

Потерпев фиаско, они отстали от нас. Больше на якорь мы в эту ночь не вставали. И с рассветом направились в обратный путь. Сепаратисты поджидали нас уже на подходе к территориальным водам. При свете они не рисковали атаковать нас быстроходными катерами, предпочитая обстреливать издалека. Единственное, что нам оставалось делать — это поставить дымовую завесу и вести заградительный огонь. Дальность стрельбы наших артустановок – к сожалению или к лучшему? – была ограниченной. Сепаратисты это знали. Известно им, наверное, было и то, как умеют стрелять советские моряки. Так или иначе, дистанцию они выдерживали строго.

На помощь к нам буквально «прилетел» торпедный катер, снятый с ремонта. Одного его появления была достаточно, чтобы сепаратисты ушли за острова.

Эти сутки даром для нас не прошли. Первый вывод: нельзя проходить опасную зону на постоянном курсе и скорости. Второй: нельзя две ночи подряд становиться на якорь в одном и том же месте. И третий, пожалуй, самый главный: нельзя ходить по одному и тому же маршруту, надо разрабатывать новые.

Свои наблюдения и предложения по ним доложили на КП эскадры. К нашему удивлению, их поддержали. Кроме одного – командир никак не соглашался на то, чтобы преодолевать опасную зону ночью.

Конечно, был большой риск налететь в темноте на мель. Если бы это служилось, то база оказалась бы закупоренной. Это понимали и сепаратисты, которые стали этот проход пристреливать. День ото дня возрастал риск того, что сепаратисты могли повредить или даже потопить один из наших кораблей или транспортов... Конечно, мы «тревожили» их корректировщиков на островах, но они могли менять свои позиции. Нам же узкий и извилистый фарватер места для маневра оставлял мало.

Вот почему я и командиры кораблей все больше и больше склонялись к мнению: выходить через канал по ночам...»

До конца декабря провели еще два конвоя. И оба под обстрелом. Для большей безопасности ставили двойные подвижные дымовые завесы. Удача сопутствовала нам, потерь с нашей стороны не было.

В декабре 1990 г. «ПМ-129» совершила заход в порт Джибути для пополнения запасов пресной воды и продуктов для себя, ПМТО и всех кораблей бригады. Экипаж отдохнул и имел возможность схода на берег, корабль оказал символическую материальную помощь дипломатическому представительству СССР в республике Джибути. На обратном пути, при подходе пролива Массауа Южный, на подходе к острову Нокра «ПМ-129» подверглась артиллерийскому обстрелу. Предположительно обстрел велся с мыса Рас-Корали на полуострове Бури, надводные цели в радиусе 15 миль отсутствовали. Первые разрывы снарядов с нулевым отклонением по пеленгу стрельбы (султаны наблюдались прямо через дверной проём ГКП) легли с недолётом метров 150. Накрытия артиллерийским огнём удалось избежать совершением манёвра для быстрого смещения с линии пути корабля и быстрой и грамотной постановкой дымовой завесы ТКА «Т-72» (бортовой № 353), который продолжал прикрытие плавмастерской до её захода в базу.

К началу следующего года положение ПМТО стало совсем шатким. Еще в середине 1990 г., тогдашний командир базы капитан 1 ранга Борис Пленков неоднократно посылал в Москву рапорты о нецелесообразности пребывания советского флота на острове - ведь СССР, по сути, принимал участие в чужой гражданской войне. Ответ долгое время был стандартным «выполнять приказ до конца». То, что моряки становились заложниками чужой гражданской войны, в расчет не принималось. В Москве вообще делали вид, что никакой проблемы не существует. Так в мае 1990 г. выступая в воскресной передаче, министр обороны СССР Д.Язов на вопрос о проблеме Дахлака, категорически заявил, что там, кроме нескольких десятков гражданских специалистов, никого из советских людей нет. Сменивший Пленкова, капитан 1 ранга А.Вялов тоже пытался убедить командование в необходимости эвакуации базы, но на посланную в адрес командования эскадры и главного военного советника в Аддис-Абебе, в начале февраля 1991г. его телеграмму с предложением о срочной эвакуации ПМТО последовало… обвинение в трусости.

3 января 1991 г. на объекте были проведены учения по отражению нападения.

12 января с 17.30 до 21.30 сепаратисты вели массированный обстрел островов архипелага Дахлак выпустив по нему свыше 200 снарядов. На о.Нокра вблизи плавучего дока и сухогруза упало около 30 реактивных снаряда, из них два попали в корму дока, к счастью без особого ущерба.

К середине января 1991 г. сепаратисты сосредоточили на побережье напротив островов архипелага Дахлак пять орудий М-46, четыре 152-миллиметровые гаубицы, две установки «Град». Контр-адмирал Владимир Николаевич Бурцев, являвшийся тогда командиром 85-й оперативной бригады надводных кораблей вспоминает: «Подавить береговые батареи сепаратистов мне было нечем. Это буквально бесило. Игра в прятки и догонялки со смертью с клеймом «Сделано в СССР» не могла быть бесконечной.

Вечерние обстрелы острова и нашей базы стали чуть ли не ритуальными. Все больше снарядов и ракет ложилось вокруг южного прохода бухты. Чувствовалось, противник пристреливает квадраты. Для чего, спрашивается, «молотить» по чистой воде? Достаточно было в канале затопить или повредить, обездвижить один из кораблей, и наши суда оказались бы закупоренными вместе со всем эфиопским флотом.

Но не теряли они, сепаратисты, надежд «зацепить» хотя бы один из наших кораблей по местам стоянок. Время от времени обрушивали шквал огня по местам, где с вечера мы бросали якоря. Представляю, как они воспринимали по утрам донесения корректировщиков, докладывавших на батареи о том, что в месте, куда накануне было выпущено три-четыре десятка снарядов, преспокойно, а главное, без всяких потерь стояли наши корабли. А ларчик открывался просто: с наступлением темноты мы тихо и скромно меняли место стоянки, возвращаясь назад перед самым восходом солнца.»

В середине января на ПМТО днем пришел танкер «Шексна». Как все на базе думали, он если еще и не дома, то хотя бы в дороге на Балтику. Почему же экипаж решил еще раз испытать свою судьбу? Можно сказать, их уговорил главный военный советник. К тому же была обещана поддержка с воздуха, мол, во время прохода опасного участка эфиопская авиация будет постоянно барражировать. Однако ни одного самолета не было. Сепаратисты тоже прознали про возвращение «Шексны» и решили проводить «утопленницу», с почестями на свой манер.

Поэтому выход танкера «Шексна» 16 января вылился в целую секретную операцию.

Контр-адмирал Владимир Николаевич Бурцев вспоминает: «Вечером, накануне дня, определенного приказом по выводу танкера, ко мне на БДК прибыл майор С.Савельев. Он не мог скрыть своего волнения: завтра сепаратисты сделают все, чтобы уничтожить конвой. Для этого они в помощь береговой артиллерии выделили 20 катеров. Источники у майора были надежные. Не верить им не было никаких оснований.»

Майор Сергей Савельев оперуполномоченный ОО КГБ на 933 ПМТО ТОФ: «Все признаки указывали на то, что огонь корректировался с острова. Почти у всех эфиопских офицеров и сержантов флота были небольшие радиостанции типа «Woki-toki», переговоры с которых мы не могли перехватывать имеемыми на ПМТО штатными радиосредствами, тем более их расшифровать и запеленговать место передачи. Переводчика с амхарского у нас тоже не было! Отработал план розыска агента-корректировщика. Установил рабочие и личные контакты с представителями штаба эфиопов. Во время посещения их штаба обратил внимание на наличие в их распоряжении широкополосного радиоприемника. Приметил сержантов, которые работали с этим агрегатом. Познакомиться с одним из них не составило труда. Парень, его звали Гетаун, хорошо говорил по-русски, учился с экипажем в Поти. Через некоторое время стал давать информацию. Я уже знал частоты, время передачи, но никто не мог расшифровать код сообщения. На заходе «Шексны» в конце декабря 1990 года он отфиксировал в эфире слово «Шексина» (не выговаривал эфиопский язык –Шексна!) и ряд цифр. 16 января 1991 года ордер кораблей был собран в заливе Мус-Нефит, чтобы утром следующего дня в 6.00 начать движение по маршруту. С нашим конвоем должен был идти и эфиопский грузовой корабль «Chamo». В 2.00 ко мне прибежал Гетаун и сообщил, что только что перехватил такое же сообщение, какое было перед приходом на остров танкера. Ясно, что утром ордер будет расстрелян. Прибежал на плавмастерскую, где располагался штаб бригады, и с помощью командира корабля связался с командиром бригады по УКВ - ЗАС. Объяснил ему обстановку и предложил уйти раньше, не уведомляя эфиопов. Для доклада командующему эскадрой предложил сослаться на мою информацию и желание спасти от расстрела корабли. Тот скрытно собрал командиров всех четырех кораблей, и они через час прошли Южный проход, и ушли на маршрут. Проснувшийся «Chamo» в 6.00 быстро пошел за нашим ордером и почти сразу вернулся обратно. 61 снаряд был выпущен береговой батареей, корабль получил повреждения, были раненые, которым наши врачи оказывали помощь.»

Опять слово контр-адмиралу В.Н. Бурцеву: «Что же мы могли предпринять, чтобы не выводить корабли на «бойню»? Оставалось одно — выходить ночью.

Командиры наших кораблей некоторый опыт «хождения» в темноте имели. В них я был уверен. А каково будет капитану танкера?

В помощь ему я дал своего флагманского штурмана, капитана 2 ранга А.Лазарева. Он знал южный проход, как говорится, наизусть, потому что прорабатывал каждый наш маршрут.

Собираясь на инструктаж на танкер, я, конечно, понимал, что капитан может воспринять болезненно будущее присутствие рядом с собой на мостике офицера. Может быть, он увидит в этом попытку усомниться в профессионализме собственном и команды. Гражданские мореходы иногда бывают не в меру гордые и обидчивые. Но В.Пальгов, капитан танкера, понял все правильно. Вероятно, сказалась артиллерийская «оркестровая» канонада, что устроили в их «честь» сепаратисты, пока танкер шел в бухту. Шутка ли, в последний проход только по «Шексне» было выпущено шесть десятков снарядов, не считая тех, которые метили в корабли охранения.

Долго я буду помнить слова, что вырвались у боцмана во время последнего инструктажа: «Товарищ командир конвоя, выведите нас отсюда! В последний раз!..»

Думаю, даже сам бог не уговорил бы экипаж еще раз вернуться на остров. Нам же уговаривать команду не пришлось, выслушали нас самым внимательнейшим образом, готовы были выполнить любое наше указание. Чувствовалась, нервы у всех в экипаже на пределе. Но некоторая взвинченность и эмоциональность была только на пользу, подбадривая и усиливая надежду.

Выход был назначен на 6 часов утра. Это время было известно и в нашем ПМТО, и в эфиопских военноморских и сухопутных силах. О том, что о выходе конвоя знают и сепаратисты, мы на танкере особо не распространялись. Зачем людей без толку тревожить?

Тогда я и решился сломать утвержденный командирам эскадры график вывода конвоя. И в три часа ночи наш конвой без ходовых огней начал втягиваться в канал. При свете луны едва угадывались очертания берегов. Первыми шли катер и тральщик. Убедившись, что внешний рейд чист, они дали нам условный сигнал. Осторожно, словно на ощупь, в канал вошла «Шексна». Следом, на минимальном расстоянии, БДК, на котором я разместил свой КП. Дистанция была настолько маленькой, что если бы танкер замешкался, мы раскроили бы ему корму. В полном радиомолчании след в след повторяли корабли изгибы канала. Больше всего я волновался за танкер, хотя и был на нем мой флагманский штурман. Лазареву я доверял как себе. Но Лазарев это еще не вся команда. Неловкость того же рулевого могла привести к тому, что «Шексна» могла сесть на мель. Что было бы тогда, об этом даже и думать не хотелось...

Рассвет мы встретили далеко от опасной зоны, выстроившись в походный порядок. Получили радио с КП эскадры: «Почему не начали движение конвоя?».

Я ответил: «Прошли точку №7». Это означало, что мы вышли из зоны огня.

С эскадры тут же запросили объяснений. Честно говоря, ожидал разноса за «своеволие» и так далее. Выслушав мое объяснение, с КП эскадры ответили: «Вы обманули КП эскадры, командование Эфиопии и сепаратистов, действовали грамотно. Объявите от моего имени благодарность командирам кораблей, капитану танкера и штурманам». После такого радио я понял, вопрос с ночным проходом канала решен.»

Разбираясь с фактами утечек информации и подозреваемых в связи с сепаратистами, майор Сергей Савельев оперуполномоченный ОО КГБ на 933 ПМТО ТОФ пришел к выводу что в момент перехвата радиопередачи со словами «Шексина» в штабе флота отсутствовал один офицер - заместитель командующего Северным флотом капитан 2 ранга Тамене. В марте 1991 г. он сумел получить в свое распоряжение квартиру в нашем жилом городке, по той причине, что ему нужно амбулаторно лечиться, а в условиях казармы этого делать невозможно. И там он проживал один. Радиостанция у него была. Ко всей информации в штабе он доступ имел. Жена Тамене была итальянкой по национальности, проживала в Асмэре, и он периодически к ней летал на военном вертолете вместе с другими военнослужащими, имеющими там родственников. С подачи нашего особиста подключили контрразведку эфиопов. Но задержать эфиопам его не удалось. Он сумел срочно улететь на вертолете к жене в Асмару и до 6 февраля 1991 г. не появился. К сожалению капитан 2 ранга Тамене был не единственным кто сотрудничал с сепаратистами.

Танкер «Шексна» БФ после выхода из ПМТО отправился к месту своего базирования в Балтийск, куда прибыл в конце февраля 1991 г. За каких-то полгода «Шексна» прошла более тридцати тысяч миль (полторы «кругосветки»). Капитан танкера Вячеслав Пальгов сказал, что без ракетно-артиллерийских обстрелов и авиационных налетов не обошелся ни один поход. Войска сепаратистов трижды объявляли танкер потопленным. Помимо обслуживания базы танкер снабжал всем необходимым и наши корабли в регионе. За время почти девятимесячного похода им была осуществлена 161 заправка проходящих судов и кораблей. И отзывы о работе балтийцев всегда были самыми лучшими. Каждый член экипажа действовал образцово, но и среди них были те, кого признали лучшими по итогам похода. Это старший матрос - плотник В.Албул, матрос 2 класса В.Тебехов, мотористы С.Недвигин и В.Мазайхин, старший моторист А.Борт, трюмный машинист В.Осипов, буфетчица А.Дроздова. (качество скана присланной страницы газеты плохого качества по этому возможны неточности в именах и фамилиях) Встречая экипаж танкера «Шексна» вице-адмирал И.Рябинин сказал что каждый член экипажа будет отмечен командованием флота по итогам этого плавания. Убедительно прозвучали эти слова еще и потому, что тут же на встрече, начальник тыла флота вручил капитану танкера орден Почета, которым Вячеслав Сергеевич Пальгов был награжден еще летом 1990 года.

23 января на о.Нокра пришел БДК доставивший боеприпасы, дзоты, помимо них для ремонта и восстановления технической готовности плавучего дока «ПД-66» было привезено много механизмов и запасных частей.

30 января на ПМТО пришел очередной караван, на подходе был обстрелян. По о.Нокра выпустили 7 снарядов, без повреждений.

О том, что пришлось пережить личному составу базы, дает представление «Выписка из журнала учета обстрелов ПМТО с декабря 1990 г. по февраль 1991 г.»:

«- 17.12.90г. - обстрел ПМТО, конвоя.

- 19.12. - обстрел ПМТО с 01-35 до 01-50. 12 попаданий.

- 20.12. - обстрел ПМТО с 22-17 до 22-30. 9 попаданий.

- 27.12 - отражение ВМС Эфиопии, нападавших катеров и джонок сепаратистов.

- 12.01. - обстрел ПМТО т о. Дахлак с 17-30 до 21-20. В общей сложности около 200 попаданий.

- 13.01. - обстрел ПМТО и о. Дахлак с 19-30 до 21-30. На ПМТО - 18 попаданий, о. Дахлак - 4.

- 14.01. - обстрел ПМТО. 4 попадания.

- 16.01. - обстрел ПМТО и о. Дахлак. Общее попадание - 20 снарядов.

- 17.01. - обстрел ПМТО и конвоя. 18 попаданий.

- 22.01. - обстрел ПМТО. 8 попаданий.

- 30.01. - обстрел ПМТО и конвоя. 7 попаданий.

- 02.02. - обстрелы ПМТО. 10 попаданий.»

Крайне негативную роль в том что ситуация с ПМТО дошла до острой фазы сыграл подполковник Александр Иванович Запорожский являвшийся начальником контрразведки резидентуры КГБ. Из-за широкомасштабного советского военного присутствия в Эфиопии ГРУ играло там более важную роль, чем КГБ. Тем не менее, еще в 1979 г. 20 отдел КГБ направил своего офицера по связям в Аддис-Абебу. Вскоре туда на небольшую должность по линии КГБ в первый раз прибыл и А.И.Запорожский, пробывший там четыре года и за это время выучивший ахмарский язык. В 1985 г. началась его вторая командировка в Эфиопию уже в должности начальника контрразведки резидентуры. Он ведя свою игру и преследуя свои интересы буквально подставил наших военных на ПМТО не доводя в начале 1991 г. до Москвы поступающую информацию о готовящемся ударе по базе со стороны эритрейских сепаратистов.

Кстати это не единственный подобный случай. Наш разведчик Игорь Иванович Кожанов, работая в конце 80-х годов в Эфиопии, выявил, что один из агентов, переданный ему на связь уезжавшим коллегой, оказался на поверку двойным, даже тройным (как потом выяснилось) агентом: он работал на КГБ, ЦРУ и итальянцев. Об этом факте Кожанов немедленно сообщил в Центр. Но по злой иронии судьбы, куратор ПГУ А.Запорожский, получивший сообщение о «тройнике», в свое время работал именно с этим агентом. Понятно, что выставлять себя в невыгодном свете перед руководством ему не хотелось, и поэтому он не проинформировал начальство о поступившем тревожном сигнале из резидентуры.

Ответа из Москвы не было, резидент же требовал конкретных результатов, и только после отпуска, проведенного Кожановыми в Москве, пришло указание «контакты не прекращать, но быть как можно осторожнее». Дальнейшие события развивались как в шпионском детективе. ЦРУ использовало свою «подставу» для нанесения удара по советской резидентуре. Игорю Ивановичу (и его семье) пришлось в течение шестнадцати часов покинуть страну, дабы не быть объявленным «персоной нон грата».

В книге М.Е.Болтунова «Легендарные герои военной разведки» утверждается что уже во второй своей командировке в Эфиопию А.И. Запорожский являясь начальником контрразведки резидентуры, являлся и агентом ЦРУ. И с их подачи он через своего шефа резидента КГБ в Аддис-Абебе пытался в 1988 г. подставить представителя ГРУ полковника Ерохина Александра Ивановича находившегося на должности советника при 2-й армии, который мешал американцам, обвиняя его в падении морального облика и ведение дружбы с иностранцами. К счастью провокация провалилась.

Других данных, что уже тогда он являлся агентом ЦРУ пока нет. По официальной версии Запорожский вступил в контакт с ЦРУ по собственной инициативе в середине 90-х (называется 1994 г.) во время одной из его краткосрочных командировок в Латинскую Америку. А тогда он был на хорошем счету у начальства. И хотя в Эфиопии особыми успехами не блеснул, но кое-какие операции сумел провести, а за удачную вербовку получил даже боевую медаль. Так что в Москве не без оснований считали Запорожского в разведке крепким профессионалом и сильным аналитиком. В 1994 г. Запорожский получает повышение и становится заместителем начальника самого важного отдела ВКР — американского. В его ведение отходит вся работа по Латинской Америке. В августе 1997 г. Запорожский заметив к себе интерес со стороны контрразведки неожиданно подает рапорт на увольнение и затем в июне 1998 г. исчезает из СССР с семьей в США. В США он сотрудничает с ЦРУ. В ноябре 2001 г. прилетает в Москву где его задержали и 11 июня 2003 г. осудив, приговорили к 18 годам лишения свободы. В 2010 г. Запорожского обменяли на русских разведчиков, задержанных в США. Сейчас живёт в Мэриленде с семьёй, консультирует спецслужбы.

Исход.

К началу 1991 г. эфиопские войска фактически потерпели полное поражение в Эритрее. Из-за этого советские военнослужащие дислоцированные на ПМТО о.Нокра (архипелаг Дахлак) оказались поставлены перед выбором, защищая свои объекты, невольно участвовать в гражданской войне на чужой территории. А Москве этого очень не хотелось.

Еще в сентябре 1989 г. при содействии бывшего президента США Дж.Картера и при участии советских дипломатов начались эфиопo-эритрейские переговоры. Посадить за стол переговоров воюющих несколько десятков лет противников было нелегко, учитывая личность лидера Эфиопии Менгисту Хайле Мариама. Еще в 1985 г. с приходом к власти М.С.Горбачева была сделана попытка рационализировать советско-эфиопские отношения. Однако в советском руководстве тогда по-прежнему превалировала точка зрения о том, что идеологические соображения, ориентация на «естественного союзника социалистического лагеря» важнее, чем реальная политика. Не внесло ясности и памятное заседание Политбюро ЦК КПСС в апреле 1988 г., на котором состоялся обмен мнениями по положению в Эфиопии и столкнулись два противоположных подхода - безоговорочная поддержка эфиопского президента Менгисту Хайле Мариама и необходимость поиска компромисса. МИД СССР, в свою очередь, предлагал не уповать на то, что правительство Менгисту одержит военную победу, а попытаться подвигнуть его на политические решения, от которых тот упорно отказывался.

Тем не менее, в июле 1988 г. в Москве эфиопскому руководителю указывалось на необходимость перевода эритрейской проблемы в русло политического решения, а в январе 1989 г. в послании М. С. Горбачева уже прямо заявлялось, что попытки подавить эритрейцев Вооруженным путем бесперспективны и альтернативы политическому урегулированию нет.

Одновременно советская дипломатия прилагала усилия к тому, чтобы наладить эфиопo-эритрейский переговорный процесс. Ведущие специалисты по африканским делам в МИД СССР послы Ю. А. Юкалов и Л. Д. Миронов установили прямые контакты с лидером Народного фронта освобождения Эритреи (НФОЭ - EPLF) Исайясом Афеворке. Летом 1989 г. в Афинах состоялась встреча представителей СССР и НФОЭ, в ходе которой обсуждались различные вопросы, связанные с поиском путей нормализации обстановки в регионе. Какой - либо формулы формулы эритрейского урегулирования советскими представителями не предлагалось, но твердо говорилось, что она должна быть найдена за столом переговоров, путем диалога, поиска компромиссов и форм национального примирения.

То же самое было сделано зимой 1989 г. в Вашингтоне с лидером оппозиционного Менгисту Народного фронта освобождения Тиграй (НФОТ - TPLF) Мелесом Зенаут - «приспешником эритрейских бандитов» (так тогда у нас называли будущего руководителя Эфиопии). Посол Л. Д. Миронов, которому было поручено это, вспоминал, что Мелес Зенауи «окольными путями доводил до нас свое желание установить прямые контакты с советскими представителями. После неоднократных настойчивых предложений МИД положительно откликнуться на такие предложения «инстанция» (ЦК КПСС) дала в конце концов «добро» на установление контактов с НФОТ на «рабочем уровне» в рамках наших усилий положить конец кровопролитию в Эфиопии и перевести процесс в русло политических переговоров вооруженной оппозиции с властями Аддис-Абебы».

К сожалению, представители НФОЭ упорно не желали воспринимать наши аргументы. Пользуясь тем, что Кремль проявлял желание участвовать в возможных переговорах между Аддис-Абебой и НФОЭ, генеральный секретарь Народного фронта освобождения Эритреи Исайяс Афеворке занял жесткую позицию по факту нахождения советских военных в Эритрее. В начале 1991 г. он заявил: «Не может быть и речи о том, чтобы допустить какое-либо присутствие Москвы за столом переговоров до тех пор, пока на национальной эритрейской земле останется хотя бы один советский солдат».

29 января 1991 г. на острове Дахлак-Кебир начальником оперативного отдела 2 Революционной армии Эфиопии проводилось совещание с командованием Северного флота и сухопутной бригады. Обсуждался вопрос о противодействию силам НФОЭ, которые готовили десантную операцию на о. Нокра. Была поставлена задача, втянуть силы ПМТО и 85-й оперативной бригады надводных кораблей дислоцированных там, в непосредственное участие в обороне острова на переднем крае. Сепаратисты отрабатывали высадку более сотни подготовленных диверсантов на участок берега полуострова Бури, схожий по рельефу с берегом острова Нокра. Операция планировалась на 8 февраля 1991 г., чтобы отметить годовщину взятия порта Массауа 10 февраля и сделать его Днем независимости.

В ночь на 4 февраля 1991 г. сепаратистами вновь были обстреляны острова архипелага Дахлак в том числе и о. Нокра, вновь были попадания снарядов на территорию ПМТО. Разрывы произошли в районе жилых помещений и складов ГСМ. Жертв при обстреле не было.

В первых числах февраля советские корабли постарались разделиться, с кораблями эфиопского флота оставив пирс № 2, где они совместно базировались и перешли к пирсу № 1. Ранее присутствие советских кораблей у пирса № 2 оказывало сковывающее воздействие на НФОЭ, и создавало благоприятную обстановку для правительственных войск Эфиопии в зоне боевых действий на архипелаге Дахлак. «ПМ-129» оставила пирс № 2 и перешла к пирсу № 1, расположенному в конце судоходной части прохода, став лагом правого борта с отдачей якорей к несамоходному судну хранения «СХ-500». Это было штатное место МТЩ «Дизелист» Черноморского флота. Соответственно МТЩ остался на внутреннем рейде. По корме «СХ-500» и «ПМ-129» ошвартовалось водолазное судно «ВМ-413». Торпедный катер «Т-72» продолжал базироваться у левого борта «ПМ-129». С другой стороны пирса стоял БДК пр.775 «БДК-101» (бортовой 081, к-2р. Комолов). Таким образом, пирс № 2 был освобождён от присутствия кораблей ВМФ СССР. С учётом того, что за несколько дней до этого в базу заходила «ПМ-156» выполнявшая переход после ремонта в Польше к месту своего постоянного базирования и тоже стоявшая у пирса № 1, можно было сделать вывод, что общая обстановка постепенно склоняется к эвакуации базы.

В своих донесениях, телеграммах командование ПМТО просило прислать на Дахлак дополнительно суда, чтобы забрать имеющиеся на складах запчасти для ремонта кораблей, ПЛ и судов. Но единственным дополнительным судном направленным на ПМТО была только плавмастерская «ПМ-156» совершавшая межфлотский переход с Балтики на Дальний Восток после ремонта в Польше.

В начале декабря 1990 г. из Лиепаи на Тихоокеанский флот вышла после ремонта в Польше плавмастерская «ПМ-156» (командир капитан 3 ранга Трофимов Сергей Вадимович, начальник мастерской Смирнов Борис Сергеевич, старший на переходе капитан 2 ранга Соляник А.С. командир плавбазы «Камчатский комсомолец»). В Средиземном море в 51 точке примерно 10-14 января 1991 г. в результате касания с танкером «Свента» был помят фальшборт плавбазы, затем прошли Суэцким каналом и вошли в Красное море. 29-30 января она заправилась водой от танкера «Шексна» который завершив свою боевую службу возвращался домой на Балтику и выполнив кратковременный заход на ПМТО двинулись домой на Камчатку, пожелав собратьям всего хорошего. Но через 1-2 часа после начала движения плавмастерскую развернули. Затем на борт взяли штурмана «ПМ-129» Владимира Ивакина, других офицеров и под охраной и дымовой завесой торпедного катера «Т-72» пошли на о.Нокра.

Экипаж «ПМ-156» неожиданно для себя оказался на переднем крае "неизвестной" войны. Главный инженер «ПМ-156» Горчаков Александр Владимирович вспоминает: «В проливе к б.Мус-Нефит нас обстреляли, мы шли последними за "Шексной", долбили похоже по ней! Все снаряды перелетали и взрывались на другом берегу. Было страшно! На мостике и открытых БПБП оставили только офицеров, я дежурил на юте и никого не пускал на палубу.» Единственная неточность в воспоминаниях Александра Владимировича, «ПМ-156» шла не за танкером «Шексна» который к этому моменту уже шел к Суэцкому каналу, а за транспортным судном с дотами.

По воспоминаниям майора Сергея Савельева оперуполномоченного ОО КГБ на 933 ПМТО ТОФ, данные о подготовке сепаратистами к высадке на остров Нокра в начале февраля докладывались им в Аддис-Абебу. Но прибывшие в конце января 1991 г. из столицы офицеры доложили, что его телеграммы валяются в аппарате ГВС и кроме смеха ничего у сослуживцев не вызывают, а его там считают за сумасшедшего. Ответственность за доклад в Москву лежала на Александре Ивановиче Запорожском! Доклада не было! По этому майору Савельеву пришлось звонить по открытой линии связи в Москву с борта танкера. Информация о готовящемся ударе по ПМТО к ним не поступала! Ради спасения жизней наших военных ему пришлось наплевать на субординацию и направить всю информацию для 3 ГУ КГБ через родной Особый отдел Тихоокеанского флота! 6 февраля 1991 г. пришло срочное распоряжение из Главного Штаба ВМФ СССР, со ссылкой на Указание Президента СССР, об эвакуации 933 ПМТО за шесть часов.

Контр-адмирал Владимир Николаевич Бурцев, являвшийся тогда командиром 85-й оперативной бригады надводных кораблей вспоминает: «Проводив «Шексну», на сей раз попрощавшись с нею в последний раз, дождались транспорта с дзотами, которые надо было доставить на остров. Готовились к возвращению на базу, как получил радио: «Включить в состав конвоя плавмастерскую».

Ее перегоняли с Балтики на Камчатку. И по пути она должна была захватить часть имущества с нашей базы. Стало ясно, в Москве назревают какие-то решения о судьбе ПМТО.

Пока суд да дело, еще дважды провели ночные конвои. Встретили мы и новый штаб - нам на смену - во главе с капитаном 1 ранга Пшенко.

Надо ли говорить, как поднялось у нас настроение в предчувствии близкой смены обстановки? Уже начали гадать, в какой из иностранных портов нам удастся зайти по дороге домой.

Увы, не успели мы в полной мере ощутить чувство радости, как узнали: Главком ВМФ смену штабов запретил. Вновь прибывший штаб был переподчинен мне, как и ПМТО. И я получил распоряжение быть готовым к полной эвакуации с острова.»

Командование ПМТО 6 февраля 1991 г. в 7 часов утра (по другим данным в 01.30) получило приказ от командования оперативной эскадры, об оставлении ПМТО, при этом предписывалось уйти с Нокры в Аден под видом учений по экстренной эвакуации.

Это было сделано для того чтобы попытаться избежать конфронтации с эфиопскими подразделениями дислоцированными как на самом о. Нокра так и на близлежащих островах архипелага Дахлак.

Помощник командира плавмастерской «ПМ-129» капитан-лейтенант Владимир Ивакин вспоминал: «Шла война. На мачте рядом с красным флагом развевался эфиопский. Три разноцветные полосы: зеленая, желтая, красная, а посредине - лев. Мы догадывались, что со дня на день уйдем. Эфиопы, которые стояли с нами на одном пирсе, тоже понимали, что с нами они в относительной безопасности, а без защиты и помощи (нам приходилось ремонтировать получавшие повреждения эфиопские корабли) им будет туго. Они терпели поражение, настроение падало.»

Контр-адмирал Владимир Николаевич Бурцев, являвшийся тогда командиром 85-й оперативной бригады надводных кораблей вспоминает: «Наконец поступил приказ об эвакуации. На нее нам дали всего 6 часов. Уже к вечеру предстояло все загрузить на корабли и рассредоточиться по бухте.

Конечно, наш уход мало порадовал эфиопов. Начальник оперативного отдела эфиопских ВМС (кстати, выпускник нашей военно-морской академии) прямо заявил, что мы предаем их в самый ответственный момент.

Они прекрасно понимали, что после нашей эвакуации судьба острова предрешена. В этой ситуации нам надо было быть готовыми к любым неожиданностям. Не исключали мы и такой вариант: эфиопские части переходят на сторону сепаратистов и берут нас в качестве заложников в обмен на свое будущее благополучие. Могли быть и провокации, и откровенное предательство. Перекрыть узкий выход из бухты ничего не стоило. Потому грузились таким образом, чтобы при необходимости с боем овладеть южным проходом бухты. Учитывали мы и то, что у сепаратистов появился СКР (наш, советский, попал к ним из Судана), вооружение которого в морском бою оставляло нам мало шансов на успех.»

Так как ПМТО был переподчинен командиру 85 оперативной бригады надводных кораблей капитану 2 ранга В.Н. Бурцеву, то именно он 6 февраля ставил перед командирами кораблей и частей боевую задачу по эвакуации базы. Так в 10 часов он поставил перед командиром «ПМ-129» боевую задачу: «…в течении 6 часов принять на борт весь личный состав 933 ПМТО, приданных ему сил и выйти на внутренний рейд архипелага, заняв безопасное место якорной стоянки» и пояснил, что все подразделения и корабли имеют соответствующие тому задачи.

Главный инженер «ПМ-156» Горчаков Александр Владимирович вспоминает: «Отшвартовались к пирсу ПМ-129, дня 2 "братались", а потом началась погрузка в трюмы и на верхнюю палубу, венец всему два ЗИЛ-130 наверх и на рейд в б.Мус-Нефит до темноты.»

В суматохе вдруг вспомнили, что по просьбе побывавшего вчера на Нокре губернатора Дахлака на другой остров отправлен специалист, чтобы помочь в сооружении укрытия от бомбежек для гражданского населения, пришлось предпринять экстренные меры для его возвращения. Специалиста привезли буквально перед самым отходом.

Не с лучшей стороны при эвакуации показал себя новый командир ПМТО капитан 1 ранга Вялов А.И. помимо того что он много пил, глуша страх спиртным, он обожал личное благополучие. Майор Сергей Савельев оперуполномоченный ОО КГБ на 933 ПМТО ТОФ вспоминал: «Деньги были в его жизни главным. Это ярко проявилось при эвакуации ПМТО. Получив телеграмму и доведя ее до личного состава, он бросил в кабинете свою рабочую тетрадь и даже очки. Собрал личные вещи, прибыл на ПМ-129, куда грузился личный состав. Вызвал начальника финансовой службы и запросил отчета о перечисленных на его счет денежных суммах. Потом забрал у замполита корабля каюту и потребовал спирта. Служебные вопросы не решал и не контролировал. Некогда было! Обед, понимаешь!

Одной из святых традиций флота является достойное поведение командира, который остается на гибнущем корабле или покидает его последним. Поэтому мне и пришлось брать на себя функции командира и уходить с острова последним. Когда ПЖК-45 в районе 21.30 пришвартовался к ПМ-129, и я поднялся на борт, то обнаружил, что матросы ПМТО находятся на палубе, где просидели без пищи и размещения с 14.00. Пришлось устроить «выволочку» пьянствующему комсоставу!

Пишу это всё не с целью оскорбить Вялова и возвысить себя. Просто хочу передать новому поколению особистов завет - «Не допускайте к власти алкоголиков и трусов!». Даже если с ним решаете оперативные вопросы, верить до конца таким нельзя. Давно пора приравнять алкоголика-командира к изменнику Родины. Такие люди думают только о себе и предадут при первой опасности!»

Видимо это стало причиной отсутствия четких планов по эвакуации. Какой осталась в памяти эвакуация? Вот что рассказывал матрос Хопту: «Помните фильмы о войне, там фрагменты есть - оставление баз. Шум, гам, бардак, каждый за себя, неразбериха. Тогда было примерно так же…». Не со всем конечно можно согласиться, но что, то в этом было.

Тем более, хотя слухи об эвакуации витали в воздухе давно, все-таки, как рассказывал помощник командира плавмастерской «ПМ-129» капитан-лейтенант Владимир Ивакин, эвакуация стала внезапной: «План размещения грузов? Нет, не до него было. Да и о списке речи не шло. 6 февраля в полдень пришел ко мне ответственный за «химию». Я, мол, готов - куда грузить? Я поинтересовался, сколько у него добра. Он мне в ответ: пять КамАЗов. Я только присвистнул - корабль-то не резиновый.

Взяли одну машину его хозяйства, занялись оружием, боеприпасами. Как показалось, о деле в тот день думали не все. Кто разрывался, так это капитан Евгений Калинин, еще несколько человек.»

Несмотря на то что эвакуация шла в авральном порядке, погрузка прежде всего боезапаса, вооружения БГД (боевой десантной группы), немногочисленной техники и личного состава проходила организованно благодаря тому, что каждый матрос, мичман и офицер знал что ему делать. Добрыми словами можно вспоминать и говорить обо всех, но особо отметить нужно капитана 3 ранга Е. Бакулина, капитан-лейтенанта Ю. Зозуля, мичманов С. Шманюк, А. Самохина, О. Ягова.

Первым для размещения на «ПМ-129» прибыл личный состав «ПД-66» на своём рабочем буксире и баркасе. После погрузки буксир и баркас были у пирса, потом, что бы не мешали, их перегнали к пирсу № 2, привязали, там и оставили. Следующими прибыли и погрузились подразделение «морских котиков» и взвод ПВО. Каждому подразделению выделялись помещения для хранения личного оружия, имущества и далее размещался сам личный состав. У дверей помещений, выделенных для хранения личного оружия, с заносом первого ящика имущества выставлялась вахта на правах часового из числа этого подразделения.

Загрузка грузов на «ПМ-129» осложнялась тем, что любая грузовая операция с пирса №1 на «ПМ-129» выполнялась через борт «СХ-500», т.е. требовалась ещё одна перегрузка и привлечение дополнительного личного состава. Личный состав «ПМ-129» оказывал помощь в заносе имущества на борт. Погрузка имущества ПМТО, его арсенала, медицинского и прочего имущества, документации и т.д. продолжалась до 17.00. Всего на корабль прибыли 200 моряков и офицеров, погрузили несколько тонн продовольствия, технического имущества, оружия. При этом на борт были погружены и на центральной надстройке поставлены, закреплены две ЗСУ-23-4 "Шилка" взвода ПВО. "Шилки" были поставленные с возможностью ведения стрельбы на любой борт совместно или раздельно. Позже пока пять дней стояли на рейде взвод ПВО был включён в корабельное расписание «Обязанности в бою». Проведены тренировки и учения с расчётами ЗГУ и корабельных крупнокалиберных пулемётов ДШК на сигнальном мостике, определены сектора стрельбы, порядок подачи и исполнения команд с ГКП.

В 17.14 с флагштока ПМТО Олег Павленко и Владимир Ходот спустили государственный флаг СССР. Этот флаг во Владивостоке заместитель командира ВЧ 90245 по политической части капитан 2 ранга Г. Агеенко вместе с ящиком осколков хотел сдать в музей ТОФ - но там тогда его отказались принять. Потом все сгорело вместе с гаражом где он и находился.

В 17.20 началась погрузка самого личного состава 933 ПМТО. Вначале личный состав был построен на пирсе, проверен на 100% наличие, погрузка прошла быстро. Для скорейшего завершения действий личный состав ПМТО просто поднимался по трапу на борт корабля и следовал по верхней палубе на шкафут, там и оставался со своим личным имуществом, размещение по жилым помещениям было отложено на более позднее время. Как только последний военнослужащий подразделения 933 ПМТО поднялся на борт «ПМ-129» был объявлен «Аврал» и начаты действия по съёмке с якоря и швартовых. В 18.00 (по другим данным в 18.13) «ПМ-129» отошла от борта «СХ-500» и начала движение на внутренний рейд архипелага. Вышли на внутренний рейд, стали, на якорь, приступили к размещению по жилым помещениям личного состава ПМТО. Экипажу ПМ пришлось потесниться, комфорта явно не хватало, спали на диванах, палубе кают и кубриков, в столовой. В общей сложности было размещено порядка 200 военнослужащих. Одно радовало - постельных принадлежностей (матрацев, подушек и т.д.) хватало на всех. Два камбуза, два буфета кают компаний, две хлебопекарни и три столовых личного состава работали на приготовление пищи круглосуточно. Определились со столованием всех категорий личного состава и организацией внутреннего порядка. В вопросе организации быта продовольственные и медицинские службы корабля и ПМТО сработали слаженно, без замечаний и каких либо нареканий до самого завершения похода.

Контр-адмирал Владимир Николаевич Бурцев, являвшийся тогда командиром 85-й оперативной бригады надводных кораблей вспоминает: «Несмотря ни на что, эвакуацию проводили быстро, но без, паники. БДК загрузили, что называется, в перегруз. Танки разместили на нем таким образом, чтобы, в случае чего, вести огонь и из их орудий. Об эвакуации, разумеется, очень скоро стало известно и сепаратистам. Технику с берега забирали под обстрелом. Имуществом и оружием загрузили не только корабли, но и суда хранения и плавбаржи. Самое печальное, что они не имели собственного хода, их приходилось буксировать. В канале с ними особо не поманеврируешь. Да и скорость конвоя они сильно «посадили». Словом, проблем перед выходом было множество. И одна из них - главная - сберечь людей и технику до выхода.

Погрузились мы за отведенные нам 6 часов.» Единственная неточность в приведенном воспоминании это абзац «Технику с берега забирали под обстрелом.» В тот день погрузка шла спокойно без обстрелов.

В 18.15 к стоящей на рейде плавбазе «ПМ-156» и пришвартованных к ней с обоих бортов «ПЖК-45» и «ВМ-413» на рейдовом буксире «БУК-295» и нескольких моторных баркасах была отправлена часть людей и грузов. В 18.27 от причала отошел БДК пр.775 (НАТО - Ropucha) «БДК-101» ТОФ (бортовой 081, к-2р. Комолов, на борту РМП 165 ПМП под командованием подполковника А.Б.Филонюка), в 18.30 убрали трап с «СХ-500» на борту которого был закреплен катер «СХ-500» и чуть позже рейдовый буксир пр.1496 «РБ-63» (ошибочно именуется «МБ-63») отвели его на рейд, туда же своим ходом отправился плашкоут пр. Т-4М «БСС-219050» (встречается наименование и «МБСС-219») с пожарной машиной. Последним из кораблей от причала отошел МТЩ пр.266М «Дизелист» ЧФ (капитан 3 ранга В.Е.Каманин).

А с острова последними уходили охранявшие базу от подводных диверсантов бойцы Черноморского отряда ПДСС - 6 человек, в том числе командир отряда капитан 2 ранга Леонид Губко, старшина 1 статьи Руслан Евтушенко и Александр Пархоменко. Из интервью командира отряда ПДСС Леонида Губко газете «Факты»: «…. наши корабли решено было снимать. Не добровольно, конечно, а после ультиматума двух объединившихся к тому времени группировок: если до 18 часов не сниметесь, мы расстреляем вас прямой наводкой... Техники мы тогда бросили на миллионы! Оставили все, кроме оружия и плавсредств. Выход нам все же перекрыли, и мы застряли там на три дня, в течение которых остров превратился в месиво. Потом все же вышли через бухту Мус-Нефит».

Все что оставлялось на базе оставили в хорошем состоянии, строения, оставленное оборудование, технику, плавдок. Грузовые автомобили ПМТО используемые для доставки имущества на завершающем этапе эвакуации просто отгонялись с пирса на берег и там оставлялись. Мичман С. Шматюк, заведующий электрической станцией, оставил ее в таком состоянии, что нажми только кнопку и все заработает. Док был оставлен в рабочем состоянии, но через несколько дней прямое попадание в него снаряда заставило опуститься его на дно бухты. В последующим нас пытались обвинить в том, что якобы по приказу командования ПМТО док был потоплен.

К 19 часам все корабли и суда загруженные под завязку людьми и имуществом, вышли на рейд бухты Мус-Нефит.

Там стояли и ждали приказа на продолжение перехода.

В последующем «ПМ-129» получила новую задачу: «подготовиться к буксировке несамоходного судна хранения «СХ-500» водоизмещением 2500 т вместе с экипажем и выводу его с острова Нокра в порт Аден». Задача усложнялась тем, что по своим тактико-техническим данным «ПМ-129» не предназначена для выполнения буксировочных операций. Оценив условия выхода из бухты и предстоящего плавания было принято решение завести с ПМ два буксирных конца через кормовой центральный клюз по одному на каждый борт бака буксируемого судна длинной 25 метров для прохода узкости (пролива), дальнейшую буксировку выполнять на стравленной смычке якорь-цепи от стоп-анкера и длине буксира 200 метров. Заведя короткие буксирные концы и дополнительные стальные для страховки, провели ходовые испытания, определили максимальную нагрузку по выходным параметрам на главный двигатель, скорость движения с буксируемым объектом и радиусы циркуляций. Составили Таблицу элементов движения «ПМ-129» с «СХ-500» на буксире. Результаты испытаний были доложены командиру 85 Оперативной бригады, на КП 8 ОПЭСК и в дальнейшем служили основанием для принятия решения на вывод всех кораблей бригады с острова Нокра.

Контр-адмирал Владимир Николаевич Бурцев, являвшийся тогда командиром 85-й оперативной бригады надводных кораблей которому были подчинены все силы ПМТО вспоминает: «Пять ночей играли в «кошки-мышки» с сепаратистами. К вечеру рассредоточивались в бухте на предельном расстоянии стрельбы артиллерии противника. С наступлением темноты с соблюдением полной светомаскировки меняли точку стоянки. И со стороны наблюдали, как с эфиопских позиций - наших недавних союзников - выпускали сигнальные ракеты в то место, где мы стояли с вечера.

Проходило некоторое время, и этот район подвергался сильнейшему обстрелу.

Ситуация служилась для нас не очень радостная. С одной стороны, с островом нас уже ничего не связывало. Можно было бы и уходить. А с другой - таким караваном, буксируя суда и баржи, в темноте весь канал не пройти: рассвет застанет на самом опасном участке.

Был еще один проход. Но он был настолько мелководный, что корабли едва не чиркали по дну. В спокойной обстановке, днем, не торопясь проверяя глубины, наверное, и можно было бы проползти. Дня же, то есть светлого времени, для нас не было. Впрочем, не было для каравана. А если попытаться провести тральщик и выставить вехи? Наверно, другого выхода у нас не было. О своем решении я доложил на КП эскадры.

Утром катер и тральщик вышли на внешний рейд. У старшего лейтенанта А.Прокопчика, командира катера, задача была проще. Ему надо было вывести тральщик на линию безопасных глубин и прикрыть его завесой. К слову, дымовые шашки к тому времени у нас уже были на исходе.

Сложнее и опаснее задача стояла перед экипажем тральщика и капитаном 3 ранга А.Василевым, флагманским минером: не меняя курса, даже если снаряды будут рваться под самым бортом, даже если тебя возьмут в «вилку», успеть выставить вехи.

Выход наших кораблей на внешний рейд, естественно, не остался незамеченным сепаратистами. Огнем они обложили катер и тральщик со всех сторон. Наверно, их очень озадачило, что они уклонились от привычного маршрута. Для чего это было сделано, как мне кажется, они догадались слишком поздно. О том, что мы будем уходить этим мелководным проливом, где киль чиркает по дну, они вряд ли и думали.

В ночь на 12 февраля напряжение достигло высшей точки. На час ночи я назначил выход. Недавних союзников о времени мы не информировали. Баржи и суда хранения тащили на коротком буксире. Морским пехотинцам был выдан полный боекомплект, они были сориентированы в случае неожиданности захватить южный проход и обеспечить выход наших кораблей. В полной готовности были наши комендоры и танкисты. Тишину ночи нарушал лишь ровный рокот двигателей кораблей. Без огней и в полном радиомолчании из канала втянулся караван в пролив, в котором накануне с тральщика выставили вехи. Напряжение в эти часы было на пределе. Если по каналу мы ходили, что называется, с закрытыми глазами, то по новому маршруту приходилось идти «с листа». Малейшая ошибка, даже оплошность, могла стать роковой. Позицию эфиопских - правительственных, «союзных» - войск проходили уже в ранних сумерках. Но с полным облегчением мы смогли вздохнуть лишь тогда, когда далеко за кормой осталась «дружественная» республика Эфиопия, когда вышли в нейтральные воды.»

В ночь с 11 на 12 февраля все десять кораблей (2 ПМ, 1 БДК, 1 МТЩ, 1 ТКА, 1 «ВМ-413», 1 «ПЖК-45», 1 РБ, 1 «СХ-500» и 1 плашкоут пр. Т-4М «БСС-219050») покинули рейд бухты Мус-Нефит.

Эвакуация 933 ПМТО выполнялась в составе конвоя «КОН-63» и «ПМ-129» была в нём замыкающим. Выходила последней в 4 часа утра в сцепке с «СХ-500», т.к. существовала вероятность посадки на мель при проходе проливной зоны и закрытия фарватера для остальных кораблей. Фактические условиях прохода узкости значительно отличались от расчётных. В условиях полной темноты и соблюдения светомаскировки курс корабля пришлось задавать по курсоуказателю НРЛС «Дон», идти на постоянной циркуляции, практически полным ходом, т.к. на «Среднем ходе» при поворотах «СХ-500» успевала сноситься течением с судоходной части фарватера. Существовал риск обрыва буксирных концов с «СХ-500», общая длинна «ПМ-129» с буксируемым «СХ-500» при поворотах постоянно не вписывалась в размеры фарватера. Благополучно выйдя на внешний рейд архипелага, поменяли буксир и начали движение на выход из территориальных вод Эфиопии. Встречный ветер силою более 15 м/с и волны высотой более 3 метров заметно снизили ходовые характеристики не только «ПМ-129» в связке с «СХ-500», но и плашкоута пр. Т-4М «БСС-219050» шедшего самостоятельно и которую плавмастерская догнала по пути следования. Приняв от старшего на «БСС-219050» сообщение о сомнении в благополучном исходе их самостоятельного плавания, оценив обстановку и совершив маневр взяли плашкоут на буксир от «СХ-500». Таким образом, «ПМ-129» ведя на буксире «СХ-500» и «БСС-219050» прошла зону обстрела и в 17 часов прибыли в заданную точку в нейтральных водах.

Там руководитель эвакуации командир 85 оперативной бригады надводных кораблей капитан 2 ранга В.Н. Бурцев получил от руководства эскадры сообщение: «Командиру ОПБНК (оперативной бригады надводных кораблей)

Товарищи! Сегодня, 12 февраля 1991 года в результате четких, грамотных действий командиров штабов эскадры, ОПБНК и ПМТО (пункта материально-технического обеспечения) успешно выполнена боевая задача, поставленная Главнокомандующим ВМФ - вывод всех сил ВМФ СССР с о.Нокра архипелага Дахлак из-под удара сепаратистов.

Следует отметить исключительно грамотную и мужественную работу командира ОПБНК и его штаба, командиров кораблей и судов, связистов и особенно ювелирную работу штурманов.

Главнокомандующий ВМФ дал высокую оценку боевой работе экипажей кораблей и судов. Особо отличившиеся будут представлены к государственным наградам и поощрены приказами командующих ТОФ и ЧФ, а также командиром ОПЭСК (оперативной эскадры) ВМФ за мужество и отвагу, высокую моральную выучку при выполнении боевой задачи.

Всему личному составу конвоя объявляю благодарность и ставлю в пример всему личному составу эскадры.

Желаю всем крепкого здоровья, успехов в работе и мирном труде. С глубоким уважением командир ОПЭСК Сергеев. 12 февраля 1991 года».

Выйдя в нейтральные воды отряд разделился. Два корабля: водолазный морской бот пр.535 «ВМ-413» и противопожарный катер пр.364 (НАТО - Yir) «ПЖК-45» оба с Черноморского флота были поведены буксиром пр.В92/II «Калар» в западном направлении, 21 февраля они прошли Суэцкий канал и 1 марта уже были дома. Остальные направились на восток, прибыв к Адену 15 февраля.

В точке нейтральных вод буксируемые суда были перераспределены: «ПМ-129» предала буксирный конец с «СХ-500» на БДК пр.775 (НАТО - Ropucha) «БДК-101» ТОФ (бортовой 081, к-2р. Комолов), плашкоут пр. Т-4М «БСС-219050» подобрала на буксир «ПМ-156». «ПМ-129» выполняла буксировку рейдового буксира пр.1496 «РБ-63» (ошибочно именуется «МБ-63») ЧФ замыкая конвой. Как вспоминал Владимир Васильевич Ивакин, ныне капитан-лейтенант запаса, а тогда помощник командира «ПМ-129»: «Шли последними, за нами - только артиллерийский катер.».

Этим последним уходил торпедный катер на подводных крыльях проекта 206М (НАТО - Turya) «Т-72» (бортовой 353, старший лейтенант А.А.Прокопчик) Балтийского флота, на переходе он прикрывал конвой кораблей до самого Адена.

Переход выполнялся не в самых лучших гидрометеорологических условиях: сильный встречный ветер, волнение 3-4 балла. Для ПМки - ровным счетом ничего, а для буксируемого «РБ-63» - просто тяжёлые. Не менее сложными условия плавания оказались и для торпедного катера «Т-72» бортовой № 353. Катер на подводных крыльях не мог двигаться быстро, не мог нормально всходить на волну, его постоянно заливало, накрывало волной. Между «ПМ-129», «РБ-63» и «Т-72» была установлена постоянная радиосвязь, были продуманы и оговорены все возможные действия по оказанию помощи, так и шли все вместе, в постоянной готовности к худшему варианту развития событий. «Т-72» шёл рядом, слева, параллельно «ПМ-129», на удалении не более кабельтова.

При проходе Баб-Эль-Мандебского пролива «ПМ-129» пришлось остановиться примерно на час. Из-за невозможности соблюдения правил эксплуатации главного двигателя забился сажей и прогорел газоход. Личный состав мастерской проявил все свои лучшие качества, починились, пошли дальше.

В интервью Леонида Губко газете «Факты» он говорил что, из-за шторма затонул малый десантный корабль и новенький малый буксир, не рассчитанные на такую волну. Едва успели забрать экипаж. Реально единственной потерей был плашкоут пр. Т-4М «БСС-219050». Слово участнику тех событий главному инженеру «ПМ-156» Горчакову Александру Владимировичу: «Уже после выхода через пролив нам прицепили к борту то ли плашкоут, то ли МДК. Это как назвать - скорее первое, но в него погрузили совершенно новую пожарную машину на базе ЗИЛ-130, полную пенообразователя! Наш мех. бился в истерике, очень хотел все слить нам, но не дали и как оказалось позже - напрасно. А ПМ-129 буксировала действительно малый буксир! Но он не утонул, а плашкоуту не повезло - практически на рейде Адена он набрался воды из-за волнения (не шторма) и начал тонуть. Сначала мы тащили его под бортом, но его сильно било и его взяли на буксир, когда надежды не осталось пом. к-ра Рудин А.Г. в моем присутствии перерубил буксир топором! Засекли координаты, записали в журнал, включили по "верху" гимн СССР и проводили частицу страны и ВМФ! Экипаж этой единицы был с нами, расстроились все! Ну а потом путь домой (валютным ходом), разгрузка во Владивостоке и домой!»

Как только, «ПМ-129» вошла в Аденский залив, так стало известно, что «ПД-66» начал тонуть, так как эфиопская сторона не смогла организовать его обслуживание и содержание. Стали готовить ремонтную группу из состава ПМ и личного состава «ПД-66». Но когда доложили на 8 ОПЭСК о том, что группа сформирована и готова к работе, получили отбой, и указание следовать по плану.

В прочем к этому времени состояние эфиопских сил на островах видимо дошло до точки. 13 февраля 1991 г. 11 эфиопских моряков бежали в Йемен на ракетном катере пр.205ЭР (классификация НАТО - Osa-II) «FMB-163» и попросили политического убежища. Эфиопские власти послали два самолета-истребителя, чтобы помешать побегу, они попытались безуспешно потопить лодку, даже когда быстроходный катер был в водах Йемена.

В порту Аден «ПМ-129» стояла, имея у борта «СХ-500» и «РБ-63». Была выполнена перегрузка с «СХ-500» продовольствия, имущества и подготовка к буксировке (конвертовка) «РБ-63». Портовые правила Адена предписывают обязательную лоцманскую проводку и при выходе из порта лоцманская служба выполнила свои обязанности на «ПМ-129», но уклонилась от выполнения заявки относительно взятия на буксир «РБ-63». По приказу с 8 ОПЭСК «ПМ-129» должна была выйти из порта ведя на буксире «РБ-63». Ситуация: ПМ выходит по фарватеру на внешний рейд, лоцман покинул борт, приказ не выполнен - буксир стоит на якоре в порту с заваренными иллюминаторами и дверями, разобщённой линией вала, не способный дать ход, приближаются сумерки. В сложившихся условиях «ПМ-129» пройдя на выход по фарватеру до приемного буя на внешнем рейде, развернулась и теперь уже в свою очередь, игнорируя лоцманскую службу, самостоятельно вернулась в порт, развернулась, взяла на буксир «РБ-63» и вышла на внешний рейд. Операция была выполнена в пределах визуальной видимости лоцманской станции порта Аден, ни каких протестов и заявлений не поступило.

В Аденском заливе с «ПМ-129» была произведена передача продовольствия и имущества принятого от «СХ-500» на судно снабжения 8 ОПЭСК танкер «Печенга» с ТОФ. Часть продовольствия судно снабжения отказалось принимать из-за отсутствия мест для его хранения. Не снятую с борта часть продовольствия использовали по назначению для себя, а не востребованную вообще - сдали в Петропавловске-Камчатском на продсклады. В результате всех оборотов с продовольствием - ладно было на бумаге, да в конечном итоге кое где не сошлись веса. От этого же танкера произвели дозаправку топливом, которая была выполнена при волнении 4-5 баллов, на ходу, кильватерным способом при следовании на выход из Аденского залива.

В Адене (НДРЙ) группу «морских котиков» (ППДС) сняли с борта «ПМ-129» срочно пересадили на тихоокеанский БПК «Василий Чапаев» и отправили... в Персидский залив.

В Адене произошел очередной конфликт с командиром ПМТО. Майор Сергей Савельев оперуполномоченный ОО КГБ на 933 ПМТО ТОФ вспоминал: «В марте 1991 года корабли из состава ПМТО находились в порту Аден на дозаправке водой, топливом перед переходом до порта Камрань. Ряд офицеров штаба обратились к командиру за разрешением на сход в порт по личным делам. После визита к командиру ПМТО три старших офицера пришли ко мне в каюту и стали высказывать возмущение поведением капитана 1 ранга Вялова. Оказывается, он потребовал от каждого офицера по бутылке спиртного или блоку сигарет, которые они должны были купить в порту за свои деньги. Пришлось пригласить замполита ПМТО и вместе с ним попробовать урегулировать ситуацию. Когда пришли к командиру в каюту, тот стал нам угрожать увольнением со службы и тюрьмой. Был вынужден обратиться шифртелеграммой к командующему эскадрой. Командующий пожурил его и оставил исполнять обязанности старшего перехода. Командир замкнулся, стал ещё больше пить, но через десять дней похода пришел к командиру плавмастерской и предложил свою помощь в управлении кораблем. В порт Камрань он прибыл уже как герой! А в порту Владивостока сбежал с корабля безмолвно и бесшумно.» Командир ПМТО Вялов после возвращения получил распределение на Камчатку - руководить бригадой кораблей вспомогательного флота.

В последующем «ПМ-129» выполнила доставку личного состава 933 ПМТО, «ПД-66», взвода ПВО в порт Кам-Рань и порт Владивосток.

В ВМБ Кам-Рань «ПМ-129» стояла на якоре на внутреннем рейде одноимённой бухты, выполняя пополнение запасов топлива и питьевой воды от стоявшего там же танкера. При стоянке корабля в бухте ПМ оказалась в центре событий связанных со спасением утопающих. Экипаж спас трёх утопавших вьетнамцев, что послужило началом расследования милицией Вьетнама уголовных преступлений совершаемых в водах бухты группой лиц местного населения.

В марте 1991 года «ПМ-129» прибыла в порт Владивосток и стала у пирса в бухте Патрокол, там и был снят с борта личный состав 933 ПМТО. На протяжении всего перехода из Красного моря в порт Владивосток на борту «ПМ-129» шло разбирательство по поиску 3 пистолетов ПМ (пистолет Макарова). Пистолетов не хватало в арсенале 933 ПМТО. Это стало официально известно дней через 10 после эвакуации ПМТО. По докладу Командира 933 ПМТО в штаб 8 ОПЭСК считалось, что пистолеты находятся на борту «ПМ-129». Разбирательство проводили оперативно уполномоченные офицеры КГБ СССР. Пистолеты искали у всех подразделений находящихся на борту «ПМ-129», не нашли, как и не нашли доказательств того, что их вообще заносили на борт корабля. В завершение всего, при стоянке в порту Владивосток оперуполномоченный офицер ПМТО специально привёл своего старшего начальника из управления его ведомства к командиру «ПМ-129», и в его присутствии заявил, что никаких претензий в связи с недостачей пистолетов в арсенале 933 ПМТО к экипажу корабля и его командованию в т.ч. - нет. Во Владивостоке «ПМ-129» получила новую задачу: «выполнить буксировку вновь построенного малого противолодочного корабля типа «Альбатрос» в порт Петропавловск-Камчатский». Всё хорошо, по-пути и главное - исполнение этой операции уже отработано в экипаже до автоматизма. Но, опять пришлось останавливаться как в Баб-Эль-Мандебском проливе, из-за газохода. На этот раз всё было не так серьёзно как в прошлый, поэтому просто приблизились к берегу, южной оконечности побережья Приморского края, стали на якорь, доложились, починились, пошли дальше.

Из Адена судно-склад «СХ-500» направили на Черноморский флот, во время перехода на неделю оно останавливалось в порту Тартус (Сирия). В Севастополе произошла смена командования, личный состав передали ЧФ.

Торпедный катер «Т-72» полтора месяца простоял в Адене в ожидании буксира. В конце марта отправились в Севастополь, куда прибыли 27 апреля 1991 г. В июле внутренними водными путями перешли обратно в Питер. ГКЧП встретили в уже Таллинне. Катер оказался единственным, у которого было на борту стрелковое оружие. В сентябре были в Балтийске. И только в январе 1992 г. в месте постоянного базирования - Свиноуйсце (Польша). А уже в сентябре 1992 г. пришлось уйти оттуда. Осенью 1994 г. катер отправили на Каспий.

МТЩ «Дизелист» вернулся на Черноморский флот. Из его экипажа, за эту эпопею награждены государственными наградами: командир корабля капитан 3 ранга В.Е. Каманин - орденом Красной Звезды, заместитель командира по политической части старший лейтенант А.А.Оборкин, помощник командира старший лейтенант Д.Г. Шайхутдинов и командир БЧ-5 капитан-лейтенант В.А. Какора - орденами "За службу Родине в ВС СССР" III степени, старшие лейтенанты С.Н. Ризатдинов и А.В. Сазонов, мичманы В.М. Кукушкин, Н.П. Козачук, В.Н. Варада, А.А. Оленин, В.Э. Рыбалкин, И.А.Белокопытов, A.M. Кукодинец, .А. Клепиков - медалями "За боевые заслуги".

После ухода с ПМТО советское правительство приняло решение построенные там нами объекты - мастерские, склады, док - передать по остаточной стоимости Эфиопии, подписав соответствующий договор. С этой миссией в конце февраля 1991 г. в Аддис-Абебу вылетела группа офицеров во главе с первым заместителем Главнокомандующего ВМФ СССР Адмиралом флота И.М.Капитанцем. После ознакомления с обстановкой, заслушивания доклада флотских представителей, прибывших с островов Дахлак, было выработано одно предложение: в течение трех суток совместно с эфиопской стороной подготовить договор о передаче ей объектов на островах Дахлак и продлении соглашения о заходах советских кораблей в порты на Красном море (Массауа) (хотя она уже год была под контролем НФОЭ). В период этого пятидневного пребывания в Эфиопии на севере обострилась обстановка, сепаратисты 23 февраля развернули поход на Аддис-Абебу получивший наименование «Операция “Теодор”». Правительственные войска отступали, неся потери. По этому поводу глава Эфиопии Менгисту Хайле Мариам пригласил главу делегации для передачи послания М.Горбачеву с просьбой о немедленной военной помощи. В последний день пребывания договор о передаче объектов и имущества на островах Дахлак был подписан, и делегация вернулась в Москву. По возвращению через МО СССР И.М.Капитанц сделал доклад М.Горбачеву о результатах поездки и о просьбах руководства Эфиопии.

По имеющимся данным, с 1975 по 1991 гг. в Эфиопии побывало (по линии МО СССР) 11143 советских граждан, в том числе 79 генералов, 5997 офицеров, 1028 прапорщиков, 3374 сержанта и солдата и 665 рабочих и служащих СА и ВМФ.

Точное число погибших в Эфиопии в 1977-1991 гг. советских военных специалистов и солдат до сих не опубликовано, по последним данным за весь период пребывания погибли (умерли) 79 человек, ранены - 9, пропали без вести - 5 и были пленены 3 человека, освобожденные в марте 1991 г.

Розин Александр.

Назад. Оглавление. Вперед.

На Главную.