Репрессии середины 30-х на флоте.

Маховик «Большого террора» прошедшего по стране и армии в середине тридцатых годов не мог оставить в стороне и Военно-Морской флот. Руководители флота меняли друг друга оказываясь «врагами народа» начальник Морских сил РККА - флагман флота 1 ранга Орлов Владимир Митрофанович арестован 10 июля 1937 (расстрелян 28.07.1938), сменивший его флагман флота 1 ранга Викторов Михаил Владимирович был взят 22 апреля 1938 (расстрелян 01.08.1938), новый Народный комиссар ВМФ – бывший начальник Главпура РККА армейский комиссар 1 ранга Смирнов Петр Александрович не долго побыл на свободе уже 30 июня 1938 его арестовали и 22 февраля 1939г. после приговора расстреляли. Вместо него наркомом назначили М.П.Фриновского. Никакого отношения к флоту он в прошлом не имел, зато раньше был заместителем Ежова и судьбу имел аналогичную. 6 апреля 1939 года после окончания рабочего дня он сел в машину и поехал домой. Но шофер и личная охрана отвезли не на дачу, а в его бывшее Управление государственной безопасности. Фриновского расстреляли 4 марта 1940 года - в один день со своим бывшим начальником Ежовым. Только с приходом Николая Ивановича Кузнецова прекратилась эта бесконечная смена руководителей.

Естественно вместе с начальниками «врагами» оказывались и их замы, начальники штаба, начальники управлений, прошлась «гребенка» органов по всем флотам и флотилиям лишая их командующих: Северный – К.И.Душенов, Балтийский – А.К.Сивков, Черноморский – И.К.Кожанов, П.И.Смирнов, Тихоокеанский – Г.П.Киреев, Каспийская флотилия – Д.П.Исаков, Амурская – И.Н. Кадацкий-Руднев. Всего в 1937-1938гг. из состава ВМФ СССР почти 3700 командиров и политработников (из них 705 человек – уже к 01.09.1937г.) были уволены из рядов флота и, по большей части, арестованы. И это при штате 1938г. – 19,5 тысяч.

Количество репрессированных является не слишком масштабным, но это были наиболее подготовленные кадры, выращенные после разгрома офицерского корпуса флота в 1917 году, Гражданской войне и многочисленных чистках 20-30 годов. Это и то, что корабельный состав флота увеличивался огромными темпами, не могло не привести к возникновению «черных дыр» в боевой подготовке флота. Кроме того репрессии отучили командиров от принятия самостоятельных решений, заставляли все время согласовывать их с вышестоящими руководителями.

Наиболее ощутимый удар получили два новых флота Тихоокеанский - сформирован 21 апреля 1932 года и Северный – создан 1 июня 1933 года.

Тихоокеанский флот.

11 июня 1937г. во всех газетах было опубликовано сообщение о суде над "врагами народа" Тухачевском, Якире, Уборевиче и другими. В конце 1937г. на ТОФ закончила работу инспекция Главного политического управления РККА. Говорили что в акте инспекции указано: на ТОФ "оставила следы" работа арестованных "врагов народа"- бывшего начальника штаба флота капитана 1 ранга О.С.Солонникова (арестован 26.07., из дворян), бывшего командира 2-й бригады ПЛ Зельтинга Арнольда Ивановича (снят с должности в августе 1937г., находился в заключении продолжительное время, затем был освобожден.), бывшего начальника оперативного отдела Орлова и иных "вредителей". Прошлась комиссия и по командирам кораблей, в сентябре 1937г. был арестован командир ПЛ «М-12» И.Т.Морской, он находился в заключении до осени 1939г., после чего был восстановлен в кадрах ВМФ. Выводы инспекции стали дополнительным толчком для «чистки рядов».

В декабре 1937г. в Москву был вызван командующий ТОФ флагман 1 ранга Г.П.Киреев. Должность некоторое время оставалась вакантной. Командиры не могли не обратить внимание на то, что никаких сообщений о новом назначении Киреева не появлялось. 10 января 1938г. он был арестован. Вместе с ним канул в неизвестность и член Военного совета армейский комиссар 2 ранга Г.С.Окунев. Оба руководителя - из матросов балтийцев, старые большевики и многие не верили, что они могут быть врагами народа. Политработник Н.В.Гребенщиков заявил: «Это недоразумение, я согласен, чтобы мне руку отрезали, если Окунев в чем-либо виноват». Тем не менее ТОФ накрыла волна арестов, 13 января 1938г. был арестован командир бригады траления и заграждения флагман 2 ранга А.В.Васильев, начальник штаба 2-й бригады подводных лодок ТОФ капитан 1 ранга Кельнер Иосиф Викентьевич (в его документах значилось "национальность- чех", оказалось достаточно, хоть и был он уроженцем Волыни, служил матросом еще в царском флоте), 14 января - заместитель начальника политуправления ТОФ бригадный комиссар Н.М. Карасев. Маховик репрессий набирал обороты.

Вот как об этом вспоминал Н.Г.Кузнецов: «...В феврале 1938 года прокатилась новая волна арестов. Опять я узнавал о них задним числом. Как-то позвонил комендант береговой обороны А.Б.Елисеев, спросил, не знаю ли я, что случилось с командиром артиллерийского дивизиона на острове Русский. Я ничего не знал. «Три дня не выходит на службу», — сообщил Елисеев. «Видно, арестовали», — подумал я.

Предположение подтвердилось. Тогда я отправил телеграмму в Центральный Комитет партии. Я писал, что считаю неправильной практику местных органов, которые арестовывают командиров без ведома командующего, даже не поставив его в известность о происшедшем. Ответа не получил.

Прошло несколько дней, и ко мне приехал начальник краевого управления НКВД Диментман.

— Имейте в виду, — сказал он в тоне сердитого внушения, — не всегда надо кого-то извещать, если арестовывают врага народа.

Я ответил, что обращался не к нему, а в Центральный Комитет партии, а это не только мое право, но и обязанность.

Диментман ушел весьма раздраженный, но аресты с этого дня прекратились. Несколько недель все было тихо».

В начале апреля 1938г. на ТОФ приехал новый Нарком ВМФ армейский комиссар 1 ранга П.А.Смирнов, он сменил М.В.Викторова, которого арестовали 22 апреля. Главной своей задачей он считал «очистить флот от врагов народа». В своих воспоминаниях Н.Г.Кузнецов рассказывает, как решались в те дни судьбы многих командиров флота: «Диментман доставал из папки лист бумаги, прочитывал фамилию, имя и отчество командира, называл его должность. Затем сообщалось, сколько имеется показаний на этого человека. Никто не задавал никаких вопросов. Ни деловой характеристикой, ни мнением командующего о названном человеке не интересовались. Если Диментман говорил, что есть четыре показания, Смирнов, долго не раздумывая, писал на листе: «Санкционирую». И тем самым судьба человека была уже решена. Это означало: человека можно арестовать. В то время я еще не имел оснований сомневаться, достаточно ли серьезны материалы НКВД. Имена, которые назывались, были мне знакомы, но близко узнать этих людей я еще не успел. Удивляла, беспокоила только легкость, с которой давалась санкция.

Вдруг я услышал: «Кузнецов Константин Матвеевич». Это был мой однофамилец и старый знакомый по Черному морю. И тут я впервые подумал об ошибке. Командира бригады подлодок К.М.Кузнецова я отлично знал и в честности его не сомневался. Когда Смирнов занес перо, чтобы наложить роковую визу, я обратился к нему:

— Разрешите доложить, товарищ народный комиссар! Все с удивлением посмотрели на меня, точно я совершаю какой-то странный, недозволенный поступок.

— Я лично знаю капитана первого ранга Кузнецова много лет, и у меня не укладывается в голове, что он «враг народа».

Я хотел подробнее рассказать об этом человеке, о его службе, но Смирнов, сердито посмотрев на меня и отложив перо, сказал, возвращая лист Диментману:

— Раз командующий сомневается, проверьте еще раз. Тот бросил на меня быстрый недобрый взгляд и прочитал следующую фамилию.

Когда совещание окончилось, я задержался в кабинете. Ко мне заглянул Я. В. Волков (член ВС флота). Тоном товарища, умудренного годами, он сказал, как бы предостерегая от новых опрометчивых поступков:

— Заступаться — дело, конечно, благородное, но и ответственное.

Я понял недосказанное. «За это можно и поплатиться», видимо, предупреждал он.

В следующий вечер, когда процедура получения санкций на аресты продолжилась, Смирнов и Диментман разговаривали подчеркнуто лишь друг с другом и все решали сами...

Прошел еще день. Смирнов посещал корабли во Владивостоке, а вечером опять собрались в моем кабинете.

— На Кузнецова есть еще два показания, — объявил Диментман, едва переступив порог.

Он торжествующе посмотрел на меня и подал Смирнову бумажки. Тот сразу же наложил резолюцию, наставительно заметив мне:

— Вы еще молодой командующий и не знаете, как враг хитро маскируется. Распознать его нелегко. А мы не имеем права ротозействовать!

Это звучало как выговор. Скажу честно, он меня смутил. Я подумал, что был не прав. Ведь вина Кузнецова доказана авторитетными органами! Я молчал и обвинял себя в недостаточной политической зрелости. «Почему Константин Матвеевич стал врагом народа?» — вот только о чем думал я, не предполагая еще ничего ошибочного, тем, более умышленного.

После совещания Волков снова заглянул ко мне. Он говорил покровительственно и вместе с тем ободряюще. Дескать, ошибки бывают у каждого, но впредь надо быть осторожнее и умнее, не бросать слов на ветер.

К.М.Кузнецова арестовали и всех остальных тоже. Их было немало. Недаром короткое рассмотрение этих «обвинительных» листов потребовало трех вечеров. Я ходил под тяжелым впечатлением от арестов. Мучили мысли о том, как это люди, служившие рядом, могли стать заклятыми врагами и почему мы не замечали их перерождения? Что органы государственной безопасности могут действовать неправильно — в голову все еще не приходило. Тем более я не допускал мысли о каких-то необычных путях добывания показаний.

В день отъезда П.А.Смирнова мы собрались, чтобы выслушать его замечания. Только уселись за стол, опять доложили, что прибыл Диментман.

— Вот показания Кузнецова, — объявил он, обращаясь к Смирнову. Смирнов пробежал глазами бумажку и передал мне. Там была всего одна фраза, написанная рукой моего однофамильцам «Не считаю нужным сопротивляться, признаюсь, что я являюсь врагом народа».

— Узнаете почерк? — спросил Смирнов.

— Узнаю.

— Вы еще недостаточно политически зрелы, и вам следует быть более бдительным, — зло выговорил мне нарком, бросая на меня сердитые взгляды.

Я молчал. Диментман не скрывал своего удовольствия. Только Волков пытался как-то сгладить остроту ситуации, бросал реплики, что Комфлот, мол, еще молодой, получил теперь хороший урок и запомнит его, будет лучше разбираться в людях....

Признание Кузнецова совсем выбило почву у меня из-под ног. Теперь я уже не сомневался в его виновности. Но внутри что-то грызло меня...

Можно было привести десятки трагических эпизодов, когда уже после отъезда Смирнова, который, очевидно, увез с собой «обстоятельный» материал, были арестованы командующий морской авиацией Л.И.Никифоров и член военного совета флота Я. В. Волков. Арест последнего даже в той обстановке мне казался невероятным. Он был в отличных отношениях со Смирновым и, кажется, мог доказать свою невиновность».

Но и сам Смирнов не долго побыл на свободе уже 30 июня 1938г. его арестовали и 22 февраля 1939г. после приговора расстреляли. Вместо него наркомом назначили М.П.Фриновского. Никакого отношения к флоту он в прошлом не имел, зато раньше был заместителем Ежова.

Весной среди надводного флота разгрому подвергся командный и политический состав бригады эсминцев ТОФ, арестовали командира бригады капитана 1 ранга Т.А.Новикова (в заключении 05.1938-08.1939, затем освобожден), военного комиссара бригады полкового комиссара Д.С.Семенова (расстрелян), начальника политотдела бригады полкового комиссара П.П.Симакова (расстрелян), командиры кораблей других соединений – командир СКР М.К.Лорберг (арестован 14.05., расстрелян в 1939) и так далее. На подводном флоте первый удар обрушился на 5 Морскую бригаду ПЛ. 7 мая по необоснованному обвинению арестовали командира бригады Холостякова Георгий Никитович (осужден на 15 лет, освобожден 09.05. 1940г.). Начальник политотдела бригады ПЛ М.З.Кривицкий после ареста Холостякова нашел в себе мужество заявить, что он не верит что комбриг враг народа, за это его самого арестовали. Были арестованы начальник штаба бригады Бауман Арнольд Эрнестович (с 05.1938г., освобожден 05.1940г.), целый ряд командиров ПЛ - в мае 1938г. были арестованы и впоследствии расстреляны: Гуткин М.Е., Клюквин Н.И., Кожанов В.Е., Кочетков А.Н., Наринян Г.А., Павлов В.А., другим повезло больше их арестовали, но впоследствии освободили - в их числе— Зайдулин Измаил Матитулович (находился в заключении 08.1938г.-08.1939г.), Бук Александр Владимирович (находился в заключении 08.1938г.-08.1939г.) и другие. Были арестованы провели время в заключении командир 2-й Морской бригады ПЛ Кузнецов Константин Матвеевич ( в ряде публикаций он упоминается как Михайлович) (арестован в мае 1938, находился в заключении 05.1938г.-06.1939г.), командир 4 Морской бригады ПЛ - Кулишов Илья Данилович (арестован в мае 1938, находился в заключении 05.1938г.-09.1939г.), командир 42 ДПЛ - Курников Лев Андреевич (находился в заключении 08.1938г.-02.1939г.), командир БЧ-1 ПЛ "М-15" Сталбо Казимир Андреевич (находился в заключении 1938г.-1939г.)

В.А.Касатонов в то время командир 12 дивизиона ПЛ ТОФ вспоминал: "После ареста Холостякова меня вызывали на допросы, спрашивали: "Что можете рассказать про врага народа?" Как-то очень нудный следователь, беспрерывно требуя компрометирующих фактов по Георгию Никитичу, довел меня до белого каления. Я вспылил (что было мне свойственно, к сожалению, всю последующую службу). Тогда следователь посмотрел на меня и нарочито спокойно сказал: "В чем дело? Не думай, что у тебя все чисто. Ты хоть и числишься сыном крестьянина, но мы знаем, где служил твой отец. Если потребуется, найдем, что надо, и у тебя. Не рыпайся, не советую! А они (он подразумевал командование бригады) все равно будут сидеть…" ".

События у озера Хасан, повышение вследствие этого боевой готовности флота с выходом кораблей в море, несколько задержали активные действия НКВД. Но после возвращения лодок с позиций вал той самой волны, докатился до всех баз флота. По окончанию Хасанских событий маховик репрессий набрал обороты, был арестован и вскоре расстрелян командующий ОКДВА (Особой Краснознаменной Дальневосточной армией) Маршал Советского Союза В.К.Блюхер, награжденный орденом Красного Знамени № 1. На ТОФ, наряду с новыми арестами в штабе флота, во всех видах его сил, взялись и за вернувшихся с позиций подводников. Были арестованы командир 2-й Морской бригады ПЛ Матвеев Александр Иванович (в декабре 1938г. уволен, затем арестован в 1939г., был освобожден), командир 41 ДПЛ 5 морской бригады Ивановский Николай Степанович (находился в заключении 07.1938г.-07.1940) и многие командиры ПЛ, в том числе—Тузов И.Н.(был освобожден), Болотников, Герасимов Виктор Николаевич, Козлов, Нагель, Юдин, политработник одной из ПЛ Петров Павел Иванович (был освобожден) и другие.

Как это все отражалось в глазах людей понятно из воспоминаний В.А.Касатонова : "Вся эта вакханалия арестов проходила на глазах командиров, сверхсрочников, краснофлотцев. Забирали, уводили, срывая нашивки и ордена. Кому-то еще везло: просто увольняли со службы вчистую, в том числе и тех, кто несколько месяцев назад получил орден Ленина. Проводили затем собрания, на которых гневно говорили речи о только что разоблаченных "врагах народа". Бывало, идешь с моря и уже издали видишь: стоит на причале "черный ворон". Кажется, кто-то сдавил сердце в груди. И думаешь- кого будут брать? Уж не тебя ли? Взяли, например, механика. Значит, завтра комиссару проводить собрание, а весь командный состав, сверхсрочники, многие старшины будут подвергнуты "чекистами" жесткому допросу. И может быть, не все вернутся на лодку… Значит, семья арестованного, жена с опухшим от слез лицом, испуганные дети - должна срочно выезжать из казенной квартиры неизвестно куда. И жене, чтобы как-то жить, кормить детей, нужно спешно искать любую работу, никак не связанную с флотом. Не забудем и о вечном клейме - "член семьи врага народа". Это значило, что не поступить хоть на какую-то приличную работу, а детям не поступишь в институт. А то брали и жену вместе с мужем…"

К счастью для самого Касатонова все закончилось благополучно, после нескольких недель допросов, его поседевшего оставили в покое. А спустя какое-то время выпустили и некоторых арестованных, в том числе и друга Владимира Афанасьевича Ивана Тузова. Как вспоминала Тамара Кирилловна Касатонова, он пришел к ним в дом в кителе, надетом на голое тело, в шинели без единой пуговицы, подпоясанный куском веревки, худой, изголодавшийся до предела. Рассказал, что издевались, били, унижали. Пока он сидел, распалась семья, от него отказались родственники.

Естественно все это не могло не сказаться на боевой подготовке, но благодаря настойчивости командующего Н.Г.Кузнецова флот преодолевал эти трудности. Случилась осенью 1938г. у подводников «черная пятидневка». Неопытные лейтенанты при перешвартовках свернули на трех «щуках» форштевни. «Кривоносые»,— нарекли их тут же флотские острословы. Носы у «щук» действительно стали кривыми, что, кстати, было их конструктивной слабостью. Но подводникам стало вскоре не до шуток. Переполох, звонки, наверняка куда-то полетели телеграммы, можно ждать запросов: какие приняты меры? Какие могут быть приняты меры? Прежде всего, надо разобраться: давно ли командуют, чему учили, в чем были ошибки? Лейтенанты выгораживали себя, как могли, один даже пытался свалить свой грех на подчиненного. Комфлот переговорил с командиром бригады, никто не знал о чем, но разбор в переполненном зале клуба комбриг делал спокойно, доказательно и строго. На разборе присутствовал и комфлот. Он слушал, глядя в зал, понял, что беда не только в необученности, но, главное, в страхе перед возможным жестоким наказанием. Он уже слышал подсказки: «Вредительство!», «Снять!», «Судить!» Не выдержал и спросил одного подсказчика: «А кораблем будете вы командовать?» Нет, не судить, а есть что обсудить. Взяв слово, комфлот сказал, какой нанесен ущерб делу по легкомыслию, невнимательности и неумению самих командиров и плохо ими обученных подчиненных. Но упор сделал на правдивость, на щепетильную честность каждого командира перед собой, перед старшими начальниками и особо перед подчиненными. Такой поворот разбора стал для молодых командиров, будущих героев войны и флагманов океанского флота, на всю жизнь примером, как, ценя и уважая людей, требовать от них порядочности.

Н.Г.Кузнецов в своих воспоминаниях так охарактеризовал время «большого террора»: «Эта трагическая страница нашей послереволюционной истории с наказанием в массовом порядке невинных людей ничем и никогда не может быть оправдана.

Стараясь сейчас разобраться в очень противоречивых процессах того времени, думаешь, какая несправедливость была допущена с людьми. Только не было известно, думал ли кто тогда о том, кто виноват. И конечно, меньше всего упрекали Сталина. Его авторитет был огромен. С одной стороны, многие не находили для себя ответа, как стал «врагом народа» тот или иной большой руководитель, а с другой — не думали, что это - преступление перед народом. Мне кажется, что не думали не потому, что боялись, а просто искренне считали, что были допущены ошибки, но всему виною — Ежов, на которого уже был наведен удар, но только не Сталин.

«Что же все-таки произошло?» — задаешь себе вопрос. «Враги народа» — была ли это выдумка от начала до конца? Или действительно было какое-то злое начало, с которым следовало бороться и при искоренении которого сильно перегнули палку? Тогда невозможно было утверждать, что в те годы не было врагов, с которыми следовало поступать, как с врагами, и в этом случае суровость вполне оправданна. На войне как на войне. А когда происходит революционный процесс, то еще строже и бдительнее нужно оберегать завоевания народа. Ведь признаем же мы разумной строгость Ленина, проводимую через ЧК и Ф.Дзержинского. Тогда были враги. Они поднимали голову в какие-то моменты. Они не могли исчезнуть сразу или даже постепенно к 1936–1937 годам. Значит, борьба с ними должна была продолжаться?

Я сейчас не могу утверждать, были ли в те годы враги и сколько их было, но, бесспорно, аресты нескольких сот высших должностных лиц уже должны были привлечь внимание руководителей партии и правительства и заставить тщательно проверить их правильность. Были ли в чем-нибудь замешаны Тухачевский и его товарищи по несчастью? Я склонен верить, что это было дело надуманное в борьбе за власть и желание убрать свидетелей своих ошибок или людей, которыми труднее руководить. Правда, еще совсем недавно (начало 1962 года) активный участник суда над ними в 1937 году доказывал мне, что Тухачевский враг. Веских доказательств он не приводил. Но суд тогда проходил так же, как позднее судили и меня самого, а такие люди, как Говоров, Голиков, Абанькин и Кулаков, прекрасно знали, что все надуманно, и все-таки старались угодить начальству, предавая нас анафеме.

Вероятнее, однако, предполагать, что появились не враги народа, а противники руководства Сталина, не согласные с его методами, а совсем не враги народа. И что борьба с самого начала носила личный характер. Это особенно возможно с такими фигурами, как Орджоникидзе, Тухачевский и другие. Считая себя уже непогрешимым, Сталин отождествлял себя с государством и своих личных врагов считал врагами народа.

Мне трудно утверждать, но неоспоримым является тот факт, что основная масса привлеченных были безусловно невиновны».

Литература:

--- Арнольдов А.М. «Всегда среди людей» глава из книги «Флагманы». Москва. «Воениздат». 1991г. стр243.

--- Касатонов И.В. «Флот выходит в океан». Москва. 1995г. стр40-45

--- Кузнецов Н.Г. "Накануне". Москва. "Воениздат" 1969г. стр201

---Кузнецов Н.Г. «Крутые повороты: из записок адмирала». @ М.: Фонд Н.Г. Кузнецова 1997.

--- Рудных В.А. «Готовность № 1» М. Политиздат. 1985. стр86-87.

--- Смагин А.А. «Подводники – жертвы политических репрессий в 1920-е – 1940-е годы». В сборнике «Тайны подводной войны—11.» Львов.2001г. стр8-12.

--- Чураков Дмитрий «Репрессированные военнослужащие Красной Армии». С сайта http://www.rkka.ru/ihandbook.htm

Северный флот.

Волна необоснованных репрессий прокатившихся по стране не оставила в стороне и Северный флот. Уже 23 марта 1937 был арестован начальник штаба отдельного дивизиона эсминцев и сторожевых кораблей Северной военной флотилии Э.И. Батис, в сентябре арестовали и впоследствии расстреляли командира пришедшей с Балтики ПЛ «Щ-403» капитан-лейтенанта И.Е.Ефимова, в конце 1937 года командира 2 дивизиона ПЛ капитана 3 ранга А.В.Витковского "за утрату политической бдительности" арестовывают и увольняют с флота, дальше больше. На Военном совете РККА в ноябре 1937г. командующий СФ К.И.Душенов доложил следующее: «За это время непрерывно шел процесс проверки начальствующего состава, отсев людей враждебных и ненадежных выразился в общей сложности к наличному составу – 6,3%. Примерно такой же процентный отсев произошел на Балтийском море, на Черном море – больше, по Тихоокеанскому флоту не знаю… Чистка начсостава флота, которую мы производили, еще не закончена». Ему вторил член Военного совета СФ П.П.Байрачный: «Политическое настроение и политико-моральное состояние личного состава флота, в связи с мероприятиями, проводимыми партией и правительством по выкорчевыванию врагов, - крепкое. Личный состав единодушно встретил с большим высоким одобрением выдвижение молодых кадров начальствующего состава…» Тем не менее, поначалу руководство флота пыталось отстаивать своих подчиненных, но потом и само оно попало в руки НКВД. Вот как об этом времени вспоминал начальник политуправления СФ П.М.Клипп:

«В конце 1937 — начале 1938 года, как известно, проходила проверка всего руководящего и личного состава. Тех, кто имел родных среди арестованных, состоял когда-нибудь в оппозиции и т. д., из флота изгоняли, из партии исключали, а то и арестовывали. Такая «чистка» была и у нас, на Северном флоте. Встал вопрос о Рейснере, Дрыкине и Сидер-Броке. В чем состояли их грехи?

Леонид Михайлович Рейснер (командир подводной лодки, пионер подводных плаваний советского флота в тогда еще совершенно незнакомом, неизученном Баренцевом море) был награжден орденом Ленина. Этот широко образованный человек имел все основания считаться образцовым командиром, но мешали его некоторые своеобразные взгляды. Рейснер считал, что на флоте командир имеет слишком мало прав, внешне почти не отличается от краснофлотцев, а это ведет к панибратству, говорил, что мы в области морской культуры должны кое-что взять у старого флота. Проскальзывала в словах Рейснера и недооценка партийно-политической работы. Нельзя было не уважать его за талант и способности как подводника, но трудно было мириться с его настроениями, тем более что он имел влияние на известную часть командиров, особенно молодых подводников, преклонявшихся перед его мастерством.

Мы пытались разъяснить Рейснеру ошибочность его взглядов. Говорил с ним и Константин Иванович. Но Рейснер, признавая кое-какие ошибки, в целом взглядов но менял. А во второй половине 1937 года они уже расценивались как «политически чуждые». К тому же ему ставили в вину семейные связи: он был братом известной писательницы и активной участницы гражданской войны Ларисы Рейснер, которую уже после смерти (умерла она в 1926 году) стали обвинять «в связях с троцкистами». Этот факт имел тогда большое, если не решающее, значение в дальнейшей судьбе Рейснера. Встал вопрос о его пребывании на флоте.

Дрыкин, начальник одного из отделов штаба флота, опытный, добросовестный, хорошо знающий свое дело командир, честный и принципиальный коммунист, в 20-е годы некоторое время примыкал к троцкистской оппозиции. Этого он никогда не скрывал и раскаивался в случившемся. Он также подлежал увольнению с флота,

Сидер-Брок служил в Архангельском военном порту, затем в штабе флота. Это был прекрасный командир и специалист, но человек с очень сложной биографией, с длинным и тяжелым «хвостом», как говорили тогда. В конце 1917 — начале 1918 года он примыкал к левым эсерам, затем недолго находился в колчаковской армии. Но, перейдя добровольно в Красную Армию, отлично воевал всю гражданскую войну, был принят в партию и стал образцовым коммунистом. Согласно имевшимся тогда указаниям сверху он тоже подлежал увольнению.

Константин Иванович вступился за этих товарищей. Он доказывал нам с Байрачным (член Военного Совета СФ), что уверен в их безусловной честности и преданности, что ошибки в прошлом не могут служить основанием для увольнения, а что касается Рейснера, то, хоть его настроения и подлежат осуждению, его можно переубедить и перевоспитать. Потеря же такого талантливого командира для флота очень тяжела. Соглашаясь в основном с Душеновым, Байрачный и я ссылались на указание и настаивали на их увольнении,

Мы долго спорили и решили обратиться за советом к Наркому Военно-Морского Флота П. А. Смирнову, но Смирнов был очень занят и отправил нас к начальнику политуправления Наркомата Военно-Морского Флота М. Р. Шапошникову. Тот безоговорочно принял нашу сторону, сказал, что Байрачный и я занимаем правильную позицию, а Душенов — ошибочную.

— Рекомендую вам, Константин Иванович, не упорствовать. Вы не правы, и, кроме неприятностей, это вам ничего не принесет.

Тем не немее Константин Иванович остался при своем мнении. Кто-то из нас предложил посоветоваться с А. А. Ждановым — секретарем ЦК и Ленинградского обкома, который по поручению Политбюро курировал флот, а в 1938 году стал членом Главного военного совета ВМФ. Придя в Смольный, мы сначала доложили Жданову о состоянии дел на флоте, ответили на его вопросы, а потом попросили разрешить наш спор. Выслушав мнение каждого из нас и уточнив характеристики этих трех командиров, Жданов сказал:

— То, что они хорошо работают, еще ничего не доказывает. Я бы им доверять не стал, раз они были троцкистами или как-то связаны с ними.

Душенов хотел возразить, но Жданов дал понять, что вопрос исчерпан, и, пожелав счастливой дороги, попрощался с вами.

На обратном пути мы только и говорили, что о приеме у Жданова. Константин Иванович сидел удрученный и все повторял:

— Ведь это честные, хорошие работники и люди — почему им нельзя доверять?..

Увольнять этих товарищей нам не пришлось. Вскоре Рейснер, а за ним Дрыкин были арестованы. Рейснер не вернулся, о судьбе Дрыкина не знаю, а Сидер-Брок избежал ареста, воевал во время Великой Отечественной войны и в звании контр-адмирала вышел в отставку...

Июнь 1937 года. Расстреляны Тухачевский, Якир. Застрелился Гамарник. А ведь Константин Иванович их хорошо знал, был близок с ними, гордился дружбой с этими замечательными людьми. И вдруг — они «враги народа».

На флоте поползли всякие слухи о связи Душенова с расстрелянными «заговорщиками». Арестовали брата его жены — инженера-геодезиста, обвиненного в шпионаже, подготовке диверсий (впоследствии он полностью реабилитирован).

Кое-кто перестал доверять Константину Ивановичу. Душенов чувствовал все это и очень переживал.

Байрачный н я посоветовались и решили поставить об этом в известность Наркома обороны. Послали письмо за подписью Байрачного. Через некоторое время Ворошилов вызвал Байрачного и заявил, что, хоть и не видит оснований не доверять Душенову, тем не менее он передал письмо Ежову для проверки.

Вернувшись из Москвы, Байрачный поделился со всеми новостями. Подумали, подумали и решили рассказать обо всем Душенову. Константин Иванович очень разволновался, но тут же сказал, что считает наше поведение правильным и проверку необходимой: он и сам чувствует ложность своего положения.

Вскоре Душенова вызвали в Москву. Состоялся разговор сначала с Ворошиловым, затем с Ёжовым. Ему дали прочесть письмо Байрачного и предложили тут же написать объяснение. Затем он получил приказание вернуться на флот и передать Байрачному и мне, чтобы мы дали характеристику его партийной и служебной деятельности и, ознакомив с нею Душенова, срочно направили ее на имя Ворошилова. Мы написали? что политотдел и вся парторганизация флота безусловно доверяют Душенову и считают необходимым оставить его на посту командующего. Через некоторое время Душенова и Байрачного снова вызвали к Ворошилову и Ежову. Оказалось, что за Константином Ивановичем нет ничего предосудительного и что он остается на посту командующего флотом,

Мы созвали партийный актив и объявили о состоявшейся проверке и решении. Константин Иванович повеселел...».

Но спокойствие длилось не долго. 18 мая отмечали пять лет со дня рождения Северного флота – в этот день в 1933г. «ЭОН-1» вышел из Кронштадта. Праздник прошел хорошо. Были шлюпочные гонки, спортивные состязания, прекрасный концерт художественной самодеятельности, была киносъемка братьев Васильевых.

И в общем, торжестве никто не заметил отсутствия председателя комиссии по проведению праздника, участника ЭОН-1, члена военного совета Петра Порфирьевича Байрачного. Накануне праздника 17 мая он был неожиданно отозван с флота и немедленно вызван в Москву и 23 мая арестован.

Сразу после праздника командующий Душенов, начальник политуправления Павел Моисеевич Клипп и другие делегаты убыли в Мурманск на окружную партконференцию. На второй день работы конференции, 21 мая, когда Душенов закончил свой доклад, его и Клиппа прямо из Дома культуры телефонным звонком вдруг вызвали в Ленинград. Нарком ВМФ П.А.Смирнов предложил Душенову и П.М.Клиппу немедленно выехать в Ленинград для решения срочных вопросов, кроме того, он сказал, что Байрачный в Ленинграде, но на СФ не вернется, получит новое назначение. Вечером того же дня оба выехали. А в ночь на 22 мая в Полярном секретарь партийной комиссии флота Сергеев вручил исполняющему обязанности начальника штаба флота Сергею Сергеевичу Рыкову записку, написанную карандашом размашистым душеновским почерком: "Для встречи наркомфлота все корабли перевести в Полярное, покрасить, привести в порядок. За меня остается начальник береговой обороны комбриг Лаковников..."

В пути 23 мая на станции Волховстрой оба были арестованы и препровождены во «внутреннюю тюрьму» Ленинградского управления НКВД. Начались допросы, очные ставки. Схема обвинения была примитивна и проста: недостатки в боевой готовности флота, ремонте кораблей, в строительстве баз расценивались не иначе, как вредительство. Поездки за границу и наличие у жены родственников в Скандинавии связывалось со шпионажем, разговоры о политике – с контрреволюцией. В результате издевательств и избиений, пыток и обмана Душенов сломался и стал подписывать все, что сочиняли следователи. Так, он согласился с обвинением, что, «являясь участником военно-фашистского заговора, проводил активную подрывную контрреволюционную работу, снижая боевую мощь РККФ». 25 мая он дал «собственноручные показания об участии в военно-фашистском заговоре», в который его, якобы вовлек Кожанов: «В 1936 году, будучи уже командующим СВФ, я прибыл в Москву по вызову на заседание Военного совета наркомата обороны, - писал Душенов в показаниях. – Там мы встретились. Кожанов заявил мне, что желает поговорить со мной по серьезному политическому вопросу и поэтому просит посетить его в гостинице «Москва», где он остановился. Я согласился и в тот же день встретился с ним … Я без колебания дал ему согласие на участие в заговоре». Так Душенов оговорил себя и других.

А Северный флот 25 мая встречал Наркома ВМФ Петра Александровича Смирнова. Все "на товсь!" На кораблях, на лодках - флаги расцвечивания. Все в черном. Старпомы и боцманы в последний раз обходят корабли. Все блестит. Старожилы флота, покуривая у бортов, с гордостью поглядывают на гавань, на город, возникший из ничего. Им есть, что показать и о чем рассказать своему наркому.

Рыкову в штабе не сиделось. Вышел взглянуть на причалы, на корабли. Смотрит - у входа на причал стоит красноармеец с винтовкой по стойке "смирно". Наверно, командира приветствует? Приложил руку к козырьку, пошел дальше. Вдруг окрик:

— Стойте, товарищ командир, ваше удостоверение!

Что это значит?! Никогда здесь не было поста. Но что спорить с часовым, показал удостоверение, прошел к причалам. А тут во всю длину причалов вдоль дороги через каждые пять метров, стоят часовые и никого не пропускают. Кто поставил? Зачем?

Наконец показался "Смерч" с наркомом. Сыграли большой сбор. В бинокль видно - на мостике много командиров. Но все больше армейские! А где Душенов? Его не видно. Оркестр заиграл встречный марш. "Смерч" подходит ближе. Швартуется. С мостика спускается нарком. Лаковников подходит с рапортом. Но вместо приветствия нарком вдруг с раздражением:

— Прекратить это безобразие! Этот бой турецких барабанов!

Оркестр тут же смолк. Пропала вся торжественность. Начался смотр "Урицкого", больше для формы, чем для дела. Какой-то армеец все лез впереди всех. А когда командир эсминца Визель сам поднял крышку входного люка кочегарки и армеец полез в люк, все увидели у него на рукаве эмблему чекиста...

В назначенный час перед заполненным залом ДКАФ на сцене появился нарком и сопровождающие. Нарком - на председательском месте. Рядом - Валентин Дрозд, не самый лучший курсант "творческого класса". Не начштабом ли он будет, подумали однокашники. Нарком поднялся:

— Начнем, товарищи, работу партийного актива. - Гром аплодисментов. - Я приехал к вам на флот по заданию ЦК партии и правительства провести тщательное расследование по делу бывшего комфлота Душенова, бывшего члена Военного совета Байрачного, бывшего начальника политуправления Клиппа, которые политически себя скомпрометировали. Прошу выступить и, не взирая на лица, рассказать, как работали, что мешало. Нам надо очиститься от всего гнилого, чуждого, быстрее залечить раны.

И сразу представил нового комфлота... капитана 1 ранга Валентина Петровича Дрозда!

Начались прения. Жестко, нелицеприятно выступил флагманский минер Василий Иванович Платонов, его однокашник, еще кое-кто.

Ночью пошли аресты. Когда арестовывали начальника отдела кадров полкового комиссара Киприянова, он подошел к сыну проститься. Но сын закричал - этот крик был слышен во всем циркульном доме:

— Уйди! Ты враг народа! Ты опозорил меня! Теперь никто не будет со мной играть!!!

Целую неделю шли аресты.

По докладу начальника Политуправления СФ полкового комиссара Д.О.Корниенко в адрес курировавшего флот секретаря ЦК ВКП(б) А.А.Жданова к октябрю 1938г. было арестовано 79 врагов народа, список которых начинался с командующего флотом. В числе «участников военного заговора на Северном флоте» были арестованы, в Москве 24 мая начальник Управления снабжения ВМС РККА капитан 1 ранга Сынков И.И. бывший до 1937г. помощником командующего Северной военной флотилии по строительству. На Севере: начальник штаба СФ капитана 1 ранга П.С.Смирнов (31.05.), командир БПЛ капитан 1 ранга К.Н.Грибоедов (24.05.), командир отдельного дивизиона эсминцев капитан 2 ранга В.А.Фокин (в июне), начальник отдела боевой подготовки штаба СФ капитан 3 ранга С.С.Рыков (30.05.), флагманский механик Н.Р.Лукашевский, флагманский артиллерист капитан 2 ранга В.А.Александров (26.05.), флагманский штурман СФ капитан 3 ранга А.Е.Пастухов, начальник связи СФ военный-инженер 2 ранга Н.И.Цветков, командир эсминца «Урицкий» капитан 3 ранга Г.А.Визель, начальник гидрографического отдела Шамшур, начальник отдела кадров полковой комиссар Киприянов, председатель военного трибунала СФ Донченко и другие. Кроме того «досрочной демобилизации» подверглись 24 старших и средних командира, девять политработников и 81 младший командир и краснофлотец ( в том числе 24 за «иностранное» происхождение), а также 226 вольнонаемных.

От арестованных добивались "чистосердечных" и "собственноручных" показаний, от которых они в конце следствия, как правило, отрекались.

Вот, например, показание Василия Александровича Александрова:

"...Протокол мне представлен в отпечатанном виде... Причины, заставившие меня подписать эту от начала и до конца вымышленную ложь, как на себя, так и на ряд лиц, следующие: угроза со стороны следователя Пятина ареста моей жены, лишение сна в течение 26—30 мая, а в момент подписания протокола приход 4-х неизвестных мне лиц с целью избиения меня в случае неподписания мною от начала и до конца вымышленного протокола.

8 февраля 1939 г. (Подпись Александрова)".

При этом обвинения предъявляемые арестованным были нелепыми - А.Е.Пастухову среди других предъявили обвинение в том, что он собирал слишком много сведений о Северном морском театре. Один из следователей сказал, что один человек не должен сосредоточивать в своей голове такого объема знаний.

Для давления на арестованных были подвергнуты аресту их родные. Жену и сына Душенова вместе с семьями других «врагов народа» взяли под арест в Полярном и спешно доставили на катере в мурманскую тюрьму НКВД. Там Адель Карловна Душенова, Мария Михайловна Байрачная, Лина Мефодьевна Донченко отсидели почти год.

Так как подводные силы составляли основную ударную мощь флота они не могли не подвергнуться «чистке». 24 мая как один из основных участников военного заговора был арестован командир бригады ПЛ капитан 1 ранга Константин Николаевич Грибоедов. Были арестованы в бригаде – начальник штаба БПЛ капитан 3 ранга Б.Н.Мещеряков, командир ПЛ «Д-3» Л.М.Рейснер, помощник командира «Д-1» А.И.Мадиссон и «Д-2» С.С.Людвиг (22.04.1938), дивизионный механик 2-го дивизиона ПЛ военинженер 2 ранга Д.А.Печенкин, младший командир «Щ-402» И.М.Терентьев (19.03.1938). Аресты не ограничивались временными рамками, 19 октября 1938г. на партийном собрании по необоснованному обвинению из партии исключили командира ПЛ «Щ-404» Н.А.Лунина, в ночь на 25 октября его арестовали и начали следствие, длившееся более года. К счастью для него все закончилось благополучно.

Охота на «врагов народа» нанесла удар по моральному состоянию военнослужащих. Служивший тогда на Северном флоте, флагманским специалистом В.И.Платонов вспоминал, что: «… люди перестали доверять друг другу, боялись навещать своих знакомых, в каждом офицере подозревали заговорщика, в каждом руководителе – кандидата на арест». Замкнувшись в себе, они жили в состоянии перманентного стресса, находя выход из него в пьянстве. Дело дошло до того, что 28 декабря 1938г. наркому обороны пришлось издать специальный приказ «О борьбе с пьянством в РККА», аналогичный приказ появился и на флоте. В октябре 1938г. член Военного совета СФ Д.О.Корниенко докладывал «вообще дисциплина на флоте на низком уровне». Свое заявление он подтверждал следующими цифрами: с 1 мая по 31 августа личный состав совершил 1365 дисциплинарных проступков (нарушил дисциплину почти что каждый пятый командир и краснофлотец). По категориям эта картина раскладывалась следующим образом: начсостав – 123 проступка, младший начсостав – 195, рядовой состав – 1047. одним из наиболее часто совершаемых на службе проступков являлось употребление спиртных напитков – 281 случай.

После массовых репрессий штаты заполнились молодежью, пришедшей с Балтики и Черного моря, но её нужно было повседневно и терпеливо учить, а руководители флота сами были здесь новичками. Корабли плавали мало. Все это не могло не сказаться на качестве боевой подготовки. Вот как описал это время в своих воспоминаниях контр-адмирал Иван Александрович Колышкин: «Мне вспоминаются давяще унылые дни 38-го года. На флоте свирепствовала «врагомания». Шли аресты. Из наших рядов исчезали командиры, политические руководители, специалисты. Порой и тот, кто сам «разоблачал врагов», оказывался арестованным. Работала какая-то комиссия, выясняла: не было ли строительство новой базы в Вайенге вредительством. Мол, база флота — и расположена в Кольском заливе, там, где ходят иностранные суда (будто -военно-морскую базу или даже крупный корабль можно спрятать в карман!).

Я в ту пору командовал лодкой. Помню, стояли мы у пирса и проклинали хозяйственников с береговой базы, не доставивших вовремя хлеба — из-за этого задерживался выход в море. Тут на пирсе появились два флотских начальника.

— Почему не в море? — спросил один.

— База задержала, не подвезли хлеба, — ответил я.

— Безобразие! Вы что же, и во время войны стали бы задерживаться, из-за хлеба? — со зловещими интонациями в голосе произнес другой. — Да за это к стенке ставить будут!

Я промолчал, не зная, что возразить на столь явную ахинею.

А первый авторитетно поддержал:

— Да тут все командиры, которые с тридцать третьего года, — враги. Точно говорю.

Незадолго до этого, в день 20-летия РККА, меня наградили орденом за освоение Севера, иными словами, за постоянную службу здесь, начиная с 1933 года. Горько и жутковато стало мне от этих слов. В том походе я старался пробыть как можно дольше...»

Ситуация выправлялась не легко И.А.Колышкин писал: «Постепенно арестованные, от которых не сумели добиться «признания», стали возвращаться на флот. А нервозная обстановка подозрительности и взаимного недоверия выветрилась не сразу. Это давало себя знать в наших будничных делах и, что самое страшное, отражалось на боевой подготовке. Помню, лодкам после разгула «Врагомании» целый месяц запрещали плавать в подводном положении. Во время учений можно было наблюдать такую нелепую картину: лодки маневрировали на поверхности, время от времени вздымая вверх трубы перископа: это обозначался выход в торпедную атаку. А на каждой лодке находился не один представитель штаба, дабы командир не насвоевольничал.

Хорошо, что летчикам не запретили подниматься в воздух, а то, следуя той же логике, им могли бы предложить учиться летать только на земле.

Страшно подумать, что было бы с флотом, начнись тогда война...»

Когда от руководства НКВД был отстранен Н.Ежов, возникла надежда на восстановление справедливости. П.М.Клипп вспоминал: «Прошло много месяцев. И вот однажды в тюрьме на перекличке я встретил К. И. Душенова и начальника штаба флота П. С. Смирнова. Нас отправляли в Москву. Мы полагали— не иначе как для пересмотра «дела» и, следовательно, для освобождения. В Москве через четыре месяца мне довелось в последний раз увидеть Константина Ивановича, по его виду я понял, что надежд на скорее освобождение он уже не питает». Душенова во внутренней тюрьме НКВД в Ленинграде и в камере № 220 в Лефортовской тюрьме морили голодом, не давали спать, мучили электросветом и многочасовым стоянием. Но как только Душенов пришел немного в себя, он отказался от прежних показаний. На вопрос нового следователя о том, «почему своим вербовщиком он назвал Кожанова, Душенов ответил, что сам он не называл Кожанова как своего вербовщика, эту фамилию ему подсказали на следствии». Когда же на судебном заседании зашел разговор о причинах происшедшего, Душенов разъяснил, что «следователь Авсеевич за отказ от показаний грозил мне новыми избиениями, и я не мог решиться на отказ».

Неблаговидную, а точнее, убийственную, роль в решении судьбы Душенова сыграли две технические экспертизы, проведенные московскими специалистами. Вот заключение одной из них, сделанное 23 сентября 1939 г.: «Неподготовленность флота к боевым действиям, необорудованность театра к войне, оторванность боевой подготовки флота от его основных задач, отсутствие необходимых (но возможных) запасов и низкая боевая готовность флота, являющиеся результатом деятельности Душенова, были направлены и могли привести к захвату противником Северного побережья СССР, а оставление открытым Белого моря давало возможность выхода противника в глубокий тыл Красной Армии». И вывод: «Душенов это делал со злым умыслом — умыслом предательства в случае войны». На этом основании Душенов был обвинен по 58-й статье (пункт 16, пункты 7, 8, 11) Уголовного кодекса РСФСР (измена Родине, контрреволюционная деятельность и т. п.). 3 февраля 1940г. суд приговорил Душенова к высшей мере наказания. На следующий день — 4 февраля 1940 г.— приговор был приведен в исполнение.

Судьбы у других арестованных были различными, были расстреляны - Э.И. Батис (1937), П.П.Байрачный (1938), Грибоедов К.Н. (1940), умерли в заключении - В.А.Александров (1940), Л.М.Рейснер (1941). В марте 1938г. А.В.Витковского восстанавливают в кадрах ВМФ, в конце 1939г. судом был оправдан и освобожден Н.А.Лунин, в 1940г. после двух лет заключения освободили В.А.Фокина, А.Е.Пастухова, Сидер-Брока, А.И.Мадиссона и некоторых других, их восстановили в ВМФ. В дальнейшем Фокин дослужился до адмирала став первым заместителем ГК ВМФ. С.С.Рыков в сороковых был освобожден, но в 1949г. вновь репрессирован и просидел до смерти вождя. После смерти И.В.Сталина оставшиеся в живых вышли на свободу, в 1954г. был освобожден из заключения и реабилитирован Сергей Людвиг, П.С.Смирнов, П.М.Клипп.

В середине 50-х всех "участников военного заговора" реабилитировали. При этом была назначена военно-морская экспертиза, затребованы и изучены старые дела, отысканы и допрошены еще живущие свидетели. 29 декабря 1954 года был допрошен уже адмирал Василий Иванович Платонов. Конечно же, он ничего не помнил, не знал, не писал. На прямой вопрос следователя прокуратуры, считает ли он, что на самом деле на Северном флоте существовало вредительство, адмирал ответил:

— Считаю, что никакого вредительства не было.

Литература:

--- Киселев А.А. «Судьба флагмана 1-го ранга К.И.Душенова». Журнал «Вопросы истории» № 2 1999 стр138-142.

--- Клипп П.М. «Командующий о котором мечтали». Глава из книги «Флагманы». Москва. «Воениздат». 1991г.

--- Колышкин И.А. «В глубинах полярных морей». Воениздат. 1964г.

--- Морозов М. «Парадоксы "Красногвардейца"». Журнал «ФлотоМастер» № 5 2003г. стр35.

--- Морозов М.Э., Кулагин К.Л. «Советский подводный флот 1922-1945». Москва «Транзиткнига» 2006.

--- Рыков В. К. полковник в отставке, участник Великой Отечественной войны. «К дню защитников Отечества - творцы Северного флота». Газета «Русский Вестник» 12.03.2002г.

--- Смагин А.А. «Подводники – жертвы политических репрессий в 1920-е – 1940-е годы». В сборнике «Тайны подводной войны—11.» Львов.2001г.

--- Чураков Дмитрий «Репрессированные военнослужащие Красной Армии». С сайта http://www.rkka.ru/ihandbook.htm

Розин Александр.

На Главную.